Пленники замкнутой бесконечности - страница 11



мог сыном моим быть… В ту ночь, когда Егорию убили, мне Верховный Бог жезл вручил и наместником назначил. Я, как положено, клятву прочитал и сюда. А здесь уже факела горят. Год был неурожайный, и мор на скот упал, во всех бедах Егорию обвинили. Не успел я немного, совсем чуть-чуть. Егория в живых бы осталась, жизнь твоя другой была бы… Вот, ты спрашиваешь, почему спас? Понял теперь?

– Стало быть, в том, что я в живых остался, и Божья воля есть?

Альбор поднял глаза на Айгура, посмотрел внимательно.

– Божья воля, – повторил старик и, вдруг ткнул ему в лицо свой кривой палец. – Я удивляюсь, почему они тебя с такой рожей в живых оставили, когда ты только на свет появился. Наверное, не заметили. У них в тот день, когда Егория тебя на свет производила, переполох в Раю случился. Не знаю, что произошло у них, но суеты много было. За переполохом, суетой и просмотрели. А потом… – Альбор усмехнулся: – А кто им скажет? Они же с людьми не разговаривают. Только со слугами, да с наместниками. А наместником до меня мой брат двоюродный был. Я его упросил не сказывать. Вот такая… ситуация.

– А что такое «ситуация»? – удивился Айгур незнакомому слову.

– Не знаю, как это на человеческий язык переводится. Говорят так. Боги говорят. Я, когда у Врат Рая проживал, много словечек разных запомнил.

Разговор был прерван появлением Лиэны. Она стояла на крыльце и звала мужчин ужинать.

– Пошли, – приказал Альбор. – Будет еще время, поговорим…


Жизнь Айгура круто изменилась.

Он избавился от одиночества. Отверженный горбун обрел семью.

Сил у старого Альбора оставалось немного и, поэтому, молодой человек взвалил на свои плечи всю тяжёлую работу по хозяйству. Он привел в порядок и отремонтировал дом и надворные постройки, поправил забор, вырыл новый колодец и выгребную яму. Бывал с Альбором и с Лиэной в поле. Полевая работа была для кузнеца в новинку. Работая кузнецом, Айгур получал хлеб и овощи в обмен на свой труд. Хозяйства он никогда не вёл, не имел ни скотины, ни огорода. Если простаивал без работы (такое случалось нередко), уходил в лес на охоту или ловил рыбу в Йяке. Тем и бывал сыт. Работая с Альбором в поле и на огороде, Айгур познал тяжесть крестьянского труда: он жал хлеб, вскапывал грядки, воевал с сорняками.

В свою кузницу Айгур захаживал всё реже и реже, а, вскоре, и совсем перестал там появляться. Огонь в кузнечной печи погас навсегда…

Каждый вечер, закончив работу, дед и внучка Рэгги и Айгур садились за стол, ужинали, беседовали. Говорили о многом.

Все контакты Айгура с жителями деревни ограничивались лишь тем, что изредка в кузницу приходил кто-нибудь, не глядя на кузнеца, говорил, что надо сделать, и уходил. Ещё менее разговорчивым заказчик был, когда забирал предмет, изготовленный кузнецом. Такая жизнь была скучна и невыносима. Работа не приносила Айгуру удовлетворения, несмотря на то, что ремесло свое он знал довольно хорошо и, в общем-то, любил. Предметы обихода и сельскохозяйственные инструменты, сделанные его руками, служили хозяевам долго, были прочными и красивыми. Но ни разу он не услышал слов похвалы в свой адрес, ни разу не увидел благодарности в глазах заказчиков. Никто не разговаривал с ним, и не желал его слушать.

Теперь его жизнь изменилась.

Айгур был счастлив, впервые за долгие годы одиночества после смерти матери. Он был счастлив, потому что ощущал себя нужным этим людям – Лиэне, старику Рэгги. Они считали его равным себе. Они говорили с ним, рассказывали о своей жизни, сами внимательно слушали его рассказы. Собственно, рассказывать о своей жизни Айгуру было, практически, нечего. А, вот, вопросов у него накопилось много. За те двадцать пять лет, которые он прожил почти в полной изоляции, не имея возможности общаться со своими сверстниками и с людьми старшего возраста, более опытными и мудрыми, ему ничего другого не оставалось, как самому пытаться разобраться во всём, самому ответить на мучавшие его вопросы. Но далеко не на все вопросы Айгур смог найти ответы.