– Это тот Луи Второй, – спросил Володя в конце трапезы, – про которого пела Пугачёва?
– Про заику пела «Зайка»…
Ты в постельку залезай-ка!
Раздеваясь, Пичугин безуспешно пытался вспомнить, кто написал для Филиппа Киркорова песню «Зайка моя»?
– Вовик! Я тебя ревную! – капризно проговорила кривляка и, виляя бёдрами, подошла к кровати.
– К кому, мой птенчик?
– К Виктору Николаевичу Плотицыну. Ты думаешь о нём, а не обо мне!
– Точно! Плотицын! – воскликнул кавалер и, возбудившись от проявленного дамой интеллекта, схватил её за халат и потянул к себе.
– Ой, может, не надо?! Я вся такая скромная…
– И непорочная! – усмехнулся Володя.
– Местами, – частично согласилась «скромница».
Вдруг кто-то стал ломиться в закрытую дверь. Затем раздался женский голос:
– Дашка, балбеска! Открой!
– Ты скажи, ты скажи:
чо те надо, чо те надо?
– пропела «балбеска».
– «Чо-чо»? Харчо! … Разговор есть.
– О, темпора, о, морес! – воскликнула «местами непорочная» и тихо добавила. – Не дают СНОСНО СНОШАТЬСЯ!
Пока Володя тихо смеялся, она вырвала из его рук халат, открыла торчавшим из замочной скважины ключом дверь и выскользнула наружу.
– ХАРЧО и прочие ХАРЧИ заказывай на кухне! – раздалось из коридора. – Или твой разговор о другом?
– Бесстыдница! Такой халат ни одна приличная женщина не наденет!
– Потому, что не достанет! … Ты об Этом хотела поговорить, или тебе всё равно, о чём?
– Хозяйка гостиницы просила передать, что если сегодня не заплатишь, будешь ночевать на Московском вокзале. Тем более, идти недалеко.
– Передай своей Мирандолине, что через час заплачУ… или съеду с вашего притона!
Володя знал, что Мирандолина – героиня комедии Карло Гольдони «Хозяйка гостиницы». Собеседница его подруги вряд ли об этом знала, но не переспросила. Видимо, Даша (или кто она там?) уже говорила ей про Мирандолину.
– А ты подари мне свой халат, – предложила сотрудница «Абрикоса», – и я оплачУ неделю пребывания в нашем «притоне».
– Надоело быть «порядочной женщиной» и решила стать «бесстыдницей»?
– Так я ж не на людях!
– Ладно, подумаю!
Халатовладелица вернулась в номер с грустью разглядывая халат и как бы прощаясь с ним.
– Давай, за тебя заплачу! – предложил джентльмен.
– Вот ещё! Ты «не альфонс», но и я – не альфонсиха! … Ну, разве что «отслюнявь» мне того «линкольна», что в такси обещал! Как раз три часа дополнительного пребывания в этом клоповнике! … Слушай, Вовочка, частичка сердца моего! Может, купишь у меня сей халатик?
– И почём?
– Ну… ты должен понимать, что он дорог мне как память о твоём любимом дедушке и о моём любимом… просто любимом! Приходится печально повествовать: «Память прекрасного петербургского предпринимателя Павла Петровича Пичугина продаётся по пятьсот пятьдесят пять, плюс половина» … проговорила потрёпанная потаскуха!
– Это сколько ж букв «Пэ» получается, «потрёпанная» трепачка?
– Посчитаешь после… продолжала «пэкать» пленительная… почти проститутка. Пока прошу покорно позволения посетить постель… Получилось просто прелестно!!
Она вытащила из кармана «сексуального» халата сложенные листок бумаги и карандаш, затем что-то написала вторым на первом. Володя очень хотел прочитать эту запись, но не очень хотел казаться любопытным. «Писательница» над ним сжалилась и протянула свой «опус». Читатель прочитал:
«Пост ель (охрана ёлки).»
Он который уже раз рассмеялся:
– Дашка, обманщица! Обещала показать дебилку, а сама подсовываешь интеллектуалку!
