Обращаю внимание на то, как барменша поправляет волосы, когда разговаривает с одним из коллег. А еще она, если мне не показалось, говорит громче, когда он находится рядом с ней. Это явно свидетельствует: она надеется, что он обратит на нее внимание, пусть даже она не обращается к нему напрямую. Идеально.
– Спорим, вы оба сегодня только и слышите что об этой новости? – начинаю я, стараясь говорить достаточно громко, чтобы парень тоже услышал – я хочу с самого начала вовлечь в разговор обоих. – Представляю, как быстро устаревают известия, когда ты работаешь в баре…
Они переглядываются между собой, и я с удивлением вижу, как оба хмурятся, а затем отводят взгляд.
– Пожалуй, отчасти это верно, – отзывается девушка и отворачивается от меня. Это совсем не то, чего я ожидала. Я полагала, они ухватятся за возможность посплетничать. Что стоит мне открутить краник, и все выльется наружу. Очевидно, придется приложить больше усилий, чем я рассчитывала.
– Я понимаю, что работать здесь – настоящее искусство. Нужно уметь читать посетителей. Не только знать, какие напитки они предпочитают, но и предсказывать, как пройдет вечер. Быть постоянно на шаг впереди клиента. – Я увожу разговор от Брэда Финчли на более безопасную почву, давая девушке возможность произвести впечатление на меня – и, что более важно, на своего коллегу.
– О, конечно. Однажды к нам пришла группа парней, и я сразу поняла, что они – настоящие моральные уроды. Когда они начали выпрашивать коктейли на халяву, я их живо утихомирила.
– Вот это ловко! – Я медленно выговариваю слова, широко раскрыв глаза, как будто от восхищения. – Держу пари, вы освоили все хитрости… А что насчет Брэда Финчли? Его вы тоже считаете моральным уродом?
Она колеблется, но, в отличие от прошлого раза, не сразу отворачивается.
– Я подрабатываю барменшей всего одно лето, и посетители часто меня недооценивают.
Я делаю вид, будто сочувствую, но вдобавок как бы признаю свое поражение – дескать, я тоже недооценила ее. Оценит ли она эту уступку?
– Что ж, – отвечает барменша, подаваясь вперед, но не слишком сильно – так, чтобы парень, на которого она отчаянно пытается произвести впечатление, все еще мог ее слышать. Так все и работает: крючок, леска и грузило. – Я видела его здесь дважды, – продолжает она. – В первый раз он показался мне нормальным, держал себя в руках, сидел прямо там, где вы сейчас. Но когда я увидела его в следующий раз, это был просто ужас. Он был очень буйным. – Ее голос дрожит, когда она едва слышно шепчет слово «буйный», и на секунду меня охватывает паника: а если она расплачется? – Боже, а вдруг я могла бы спасти ту пару, о которой говорили в новостях? Я рассказала администратору, но, возможно, мне следовало сообщить об этом в полицию или что-то в этом роде…
– Всё в порядке, никто не мог предотвратить случившееся. Вы не виноваты. – Я произношу последнюю фразу решительно, давая девушке возможность успокоиться, а затем продолжаю: – Что в нем было такого странного во второй раз?
– Странно вел себя не он, а другой.
– С ним был кто-то еще?
– Да. Другой парень, какой-то жуткий, как маньяк в кино… Он пялился на меня каждый раз, когда я подходила слишком близко. Может, он думал, что я подслушиваю? Они заказали напитки и сели вон там. – Она указывает на два кресла, стоящие в углу. – Я спустилась в погреб за бутылками, только на минутку, а когда вернулась, тот парень, Брэд, прижимал другого к стене, ухватив его за шею. Я закричала, и он отпустил его. Второй парень надел куртку, допил остатки пива и вышел. Но он при этом ухмылялся. Его только что прижали к стене и душили за горло, а он ухмылялся… Жуть.
