– Можете сегодня остаться ночевать. Моя мама работает посменно и приходит домой только раз в несколько дней. Ее еще два дня не будет, так что оставайтесь здесь.
– Правда? – с надеждой воскликнул Дин Хао.
– Ага. Разместимся у меня в комнате. Пупу займет кровать, а мы с тобой ляжем на полу.
Дин Хао повернулся к Пупу.
– Что думаешь?
– Лучше никого не стеснять, – сказала она, покачав головой.
– Да все нормально, – поспешно вставил Чаоян.
Мгновение Пупу помолчала. Потом кивнула с серьезным лицом.
– Ну ладно. Спасибо, братец[1] Чаоян. И если захочешь, чтобы мы ушли, просто скажи. В любое время.
Чаоян залился краской.
– Пупу, ты потрясно готовишь лапшу! Очень вкусно! – пробормотал Чаоян с набитым ртом.
– Да, в приюте она помогала на кухне и дело свое знает, – сказал Дин Хао.
Пупу, как обычно бесстрастно, сидела за столом и понемногу брала лапшу из миски палочками. С их появления она произнесла всего пару фраз. Чаоян и сам не знал почему, но ему хотелось произвести на нее приятное впечатление.
– Пупу, ты почти не ешь. Хочешь чего-нибудь другого?
– Нет, спасибо, – ответила она.
– Она вообще малоежка, – объяснил Дин Хао. – Кроме того, сейчас так жарко, что аппетита почти нет.
Чаоян видел, что Дин Хао опустошает уже третью миску лапши, но решил это не комментировать.
– А ты, Пупу… Ты попала в приют по той же причине, что Дин Хао? – осторожно спросил он.
– Ага, – ответил за нее Дин Хао. – Там все были такие. Ни родителей, ни опекунов.
– О! – Чаоян посмотрел в довольное лицо приятеля. Вряд ли он держался бы так же бойко, оказавшись на их месте. – А как умерли родители Пупу?
Она отложила палочки и посмотрела на него.
– Прости, не надо было спрашивать, – торопливо сказал Чаоян.
Пупу не ответила, просто взяла палочки и сунула в рот немного лапши.
Дин Хао рассмеялся.
– Ничего страшного. Ты теперь один из нас, так что всё в порядке. Правда же, Пупу?
Она ничего не ответила, и Дин Хао, сочтя ее молчание за согласие, объяснил:
– Ее отец убил ее мать и младшего брата, а потом его поймали. Он получил смертный приговор.
– Он этого не делал! – громко воскликнула Пупу. – Я же тебе говорила, мой папа никого не убивал.
– Но в детдоме все говорили, что убил.
– Они ничего не знают. Перед смертью отец сказал мне, что я должна верить ему: – он не убивал маму. Он сказал, что, хотя они и ссорились, он любил меня и никогда не лишил бы матери.
– Но почему тогда полицейские его арестовали? Они никого не арестовывают, если не уверены, что человек – преступник, – возразил Чаоян.
– Это была ошибка. Отец сказал, что ему не давали спать несколько дней и все время допрашивали, пока он не признался – просто чтобы пытка закончилась. Но он этого не делал! Мне было всего семь, но я помню, как отец говорил, что уже поздно что-то менять: просто он хочет, чтобы я знала – он невиновен.
Несмотря на страстную речь, ее лицо оставалось непроницаемым. Чаоян не нашелся что ответить.
– Братец Чаоян, а у тебя есть фотоаппарат? – внезапно спросила Пупу.
– Фотоаппарат? Зачем?
– Отец сказал, чтобы я раз в год фотографировалась и сжигала снимок – так он получит его в загробном мире. Каждый год на годовщину его смерти я делаю свою фотографию и пишу ему письмо. А потом сжигаю, чтобы он их получил.
– Значит, тебе надо сфотографироваться, чтобы отец знал, как у тебя дела? – Чаояну хотелось убедиться, что он правильно ее понял.
– Да. Сжигать вещи – самый простой способ связаться с умершими членами семьи, это все знают, – слегка раздраженно ответила она.
