У двери остановилась и попыталась унять бешеное сердце.
Оно стучало в груди словно сумасшедшее.
Я волновалась перед разговором с ним.
Ничего хорошего мне не скажет этот человек, который за годы стал скорее всего ещё жестче и еще более жестокий, чем был.
Но поговорить было необходимо. Чувство вины из-за Кости жгло изнутри. Парень ведь ни в чем не виноват… Если бы не другой человек, который случайно пострадал из-за меня, я бы сюда ни за что не пришла.
Нахрен он мне не нужен, беседы с ним вести!
Не стала бы даже. Ещё чего…
Просто бы собрала вещи и ушла отсюда, и поминайте, как звали...
Но теперь у меня не было выбора — я очень хотела исправить ситуацию с увольнением Кости, хотя бы попытаться. Моё обострённое чувство справедливости не дало мне спасовать и струсить, и я всё же решилась и постучала в дверь.
— Да, кто там? — лениво отозвался Назар, и сердце забарабанило под рёбрами ещё громче. Того и гляди проломит грудную клетку и унесётся вдаль…
6. 5.
Я поняла, что это будет совсем не лёгкий разговор…
Почему же я так нервничаю перед беседой с ним?
Совсем как раньше. Ещё в школе, а потом в университете, который я, кстати, еле закончила из-за него.
Меня колошматило от него всегда так.
Неужели я…
Не может этого быть.
Неужели я всё ещё не забыла его?
Такое ведь уже было.
Когда мы встретились нос к носу в одной группе университета после перерыва и разлуки, я ведь тоже думала, что смогла его забыть. Когда-то мы учились в одном классе… Но встретив Назара снова, поняла, что я ошиблась, и никуда мои чувства не делись — они будто спали, но едва я увидела снова эти карие глаза, из омута которых я так и не смогла выплыть, поняла, что всё это было лишь иллюзией — не смогла я забыть его.
Однако теперь прошло четыре года. Это больше, чем тогда между школой, из которой я вынуждена была уйти, и поступлением в университет, где наши с Бодровым дорожки пересеклись снова.
Неужели всё повторяется в третий раз, только спустя четыре года?
Не дай бог…
Я устала так мучиться и болеть им.
Я просто не заслуживаю подобного…
Достаточно того, что я одна дочь поднимала, не имея ничего, кроме матери-инвалида, которой тоже приходится помогать… Я содержала всю нашу небольшую семью.
Мне только не хватало снова провалиться в несчастливую любовь, которая столько лет мучила меня и являлась причиной мокрых подушек от слёз тысячу и одну ночь…
Я толкнула дверь и зашла в кабинет, прикрыв её за собой с другой стороны.
Карие суровые глаза сосредоточились на мне.
7. 6.
— Ну и? — спросил он. — Чего пришла? Я не люблю, когда сюда ходят, если я не звал. Тем более, тебе ясно указано было на дверь, Зайкина. Мне что — охрану вызвать, чтобы выкинули тебя отсюда на снег, а заодно обыскали при выходе? Не спёрла ли ты чего? Судя по твоему виду, ты нуждаешься.
Краска прилила к щекам.
— Ничего я не взяла из вашего клуба, Назар Андреевич, — ответила я, стараясь сохранить спокойствие. — И ложечки вы все потом найдёте, не переживайте. Я хотела поговорить. И не уйду отсюда, пока вы не выслушаете меня.
— Ну, заходи, — лениво отозвался он.
Назар сидел в чёрном кожаном кресле управляющего клубом, а по совместительству и его владельцем. Я же осталась стоять напротив него на светлом паласе.
— Ну и? — повторил он снова.
— Я хотела попросить вас не увольнять Костю, — подняла я на него глаза. — Это бармен, которого вы… Уволили, когда он заступился за меня.
