Площадка - страница 13

Если быть откровенным до конца, то мой воскресный утренний поход в это кафе неслучаен. Хотя все мое поведение объясняется очень просто, и не стоит искать в нем глубокого подтекста. Еще до того, как начался дождь, в одно из обычных и ничем не примечательных воскресений – я уже и не помню, какова была причина, чтобы заглянуть именно сюда в этот день недели и именно в это время, – здесь я встретил ее. Это была не первая встреча, но то чувство, о котором я уже упоминал, зародившееся в недрах моего сознания, требовало именно такой неформальной обстановки, когда мы были не в ролях начальника и подчиненного. Оказалось, что у нее недалеко живут родители и она решила забежать сюда, чтобы выпить чашечку кофе. Мы сидели вместе, о чем-то мило болтали, и, наверное, это был тот самый единственный момент, после которого ты понимаешь, для кого стоит жить. Понимаешь, что твое существование – это не череда глупых случайностей, и смысл именно в том и заключается, чтобы встретить того самого человека, с которым хочется съездить в Мексику и посмотреть на пирамиды ацтеков, а еще подняться на воздушном шаре, чтобы испытать вместе что-то, чего ни тот ни другой не испытывали никогда.

И вот сейчас я прихожу сюда в робкой надежде снова встретить ее. Но все тщетно: она больше ни разу за все восемь месяцев здесь не была. Мне остается только сесть на то самое место, на котором мы сидели, заказать две чашечки кофе – капучино и латте. Закрыть глаза и снова увидеть ее напротив себя. Увидеть этот хитрый, слегка прищуренный взгляд. Услышать голос. Бариста громко сообщает, что наш кофе готов. Возможно, я все придумываю. Возможно, что ничего этого нет или было не так, как помнится мне: ведь легче всего обманываться и тешить себя надеждой, чем жить без надежды вовсе. Я беру печенье с предсказанием, разламываю его, читаю то, что там написано: «Тебе еще повезет!» Повезет, но, видимо, не сегодня. Я открываю кошелек и кладу эту бумажку к остальным. Забираю два кофе. Смотрю на часы. Время – половина десятого. Сегодня она снова не пришла. Допиваю капучино, оставляя стаканчик латте напротив, и иду домой.

Возле дома происходит какая-то нездоровая суета. И я вспоминаю, о чем вчера говорила соседка. В сложившейся обстановке выделяться на общем фоне не имеет смысла, поэтому я и решил принять пассивное участие в жизни нашего подъезда.

К началу сего действа я, видимо, опоздал, и позиция старшей по дому была уже обозначена, поскольку выступал губернатор, который просто не терпел отсутствия публичности в своих даже самых незначительных поступках. Похоже, для этого и был поставлен шатер – чтобы местное телевидение могло в наиболее выгодных ракурсах заснять его выступление.

Губернатор пришел на свою должность незадолго до начала дождя, и оттого, возможно, было не до конца понятно, что и как он пытается улучшить или изменить. Народ его полюбил именно за его доступность и публичность, под личиной которых скрывались бездействие и натуральная показуха, но говорить об этом открыто не следовало, потому что большая часть электората к нему благоволила. Александр Григорьевич был худощав и высок. Лицо широкое. Стрижка короткая, подчеркивающая высокий лоб с залысинами, наиболее часто ассоциирующийся с интеллектом. На лбу прослеживалась глубокая поперечная складка, которая придавала лицу выражение постоянной озабоченности. Глаза глубоко посажены. Нос широкий, губы полноватые.