Маленький домик, окруженный тропической зеленью на берегу бескрайнего океана. У дощатой пристани на воде покачивается небольшая лодка с треугольным парусом. Перед домом под пальмами расположилось два кресла. В одном из них сижу я, Айв Рендел, второе пустует. Человек в кресле, прикрыв глаза, блаженно греется на солнце, В руке – бокал с коктейлем. Ветер слегка шевелит его волосы, из домика раздаются звуки неспешного блюза. Вся картинка этого сна была наполнена покоем и умиротворением, что являлось для меня крайней редкостью за последнее время.
Но комфортом и покоем этого приятного сна наслаждался я недолго. Спустя какое-то время характер сновидения изменился. Над океаном возник сначала тихий, а потом все более громкий неприятный звук, которой становился все сильнее и пронзительней. По всей картинке сна с видом тропического острова пробежала рябь, и изображение начало рассыпаться – как бы отдельными пикселями. Океан, пальмы на его берегу, дом начали расплываться, рушиться, а надоедливый звук над океаном становился все громче – и тут я проснулся.
Я снова оказался в своей тесной каюте, а надоедливый звук из моего сна – сигналом общего сбора на корабле. На табло над дверью мигала надпись: «Просьба членам экипажа собраться в кают-компании корабля». Честно сказать, чувствовал я себя неважно – как и обычно при выходе из Подпространства. А уж когда этот переход происходил внезапно – как сейчас, то ощущения были хуже некуда.
Казалось бы, человек должен испытывать одинаковые ощущения во время гиперперехода, независимо от того, входил ли он в четвертое измерение или покидал его. Но разница была, и объяснялась скорее психологическими, чем физическими причинами. Ведь когда корабль собирается нырять в подпространство, есть хотя бы время подготовиться к Переходу, выход же совершается внезапно.
Только что твое сознание было погружено во мрак забытья, и ты находился по ту сторону реальности, как вдруг на тебя наваливается продирающее все внутренности неприятное «чувство Перехода», создающее впечатление, что тело твое, кто-то по крупинкам безжалостно протаскивает через узенький стеклянный капилляр песочных часов. В этот момент по коже бегают мурашки, перед глазами вспыхивают цветные пятна, а в ушах гремят, свистят и вибрируют тысячи звуков одновременно.
В действительности никаких звуков нет – ученые установили, что в момент перехода магнитофоны регистрируют гробовую тишину – но, видно, наши органы чувств не приспособлены к прыжку через сотни световых лет. Возможно, что своими отчаянными сигналами о несуществующих раздражителях бренное тело хочет напомнить разуму одну простую истину: человек так высоко вознесся в своей гордыне, что давно уже перестал понимать тот мир, который сотворил вокруг себя в вечных поисках богатства и славы.
Я с трудом поднялся, натянул комбинезон и, слегка пошатываясь от слабости, вышел в коридор. Еще не полностью проснувшись, я медленно брел к кают-компании, и, повернув за угол, наткнулся на Ронни Хаммера, корабельного доктора. Судя по его виду, он тоже находился не в лучшей форме и, стоя у поворота, широко заглатывал воздух бледными губами.
Слегка припечатав его к стенке, я поспешил извиниться.
– Извините, док, задумался о своем.
– Не извиняйтесь. Я сам плохо соображаю после такой побудки. Не понимаю, какого черта звенит сигнал общего сбора? По регламенту после завершения Перехода нам должны были дать двадцать минут, чтобы прийти в себя.
