Юрий Иванович придвинул к себе котелок и кивнул на бутылку. Сергей разлил, оторвал для старика кусок лаваша, взял и себе. Выпили.
– А еще? Было вам когда-нибудь страшно так, что от страха хотелось умереть?
Юрий Иванович задумался и помрачнел. Хотел что-то сказать, но спохватился. Потом произнес:
– Сейчас. Сейчас страшно. Помирать боюсь… Вроде ясно все. Понимаю. Пожил. Чем дальше, тем хуже. А боюсь.
Губы у старика затряслись. Он хотел еще черпнуть из котелка, но передумал, бросил ложку, отвернулся.
Лана вскинулась, ткнулась хозяину в плечо. Старик обрадовался, взял ее за загривок, потрепал. Собака снова положила морду на лапы и прикрыла глаза. Одно ухо ее было надорвано: единственный след, оставленный Василичем.
Сергей подложил в костер ветку.
– Мне тоже сейчас страшно. Все никак не могу от одного случая отделаться…
Юрий Иванович посмотрел на Сергея и засунул в рот кусок хлеба. Энергично пососал его, прежде чем начать жевать.
Сергей посмотрел на реку. Зеркальная темень стояла над ним, над стариком. Он включил фонарик, и луч его, дробясь, размываясь кисеей тумана, далеко-далеко выхватил на мгновение пятнышко противоположного берега – склоненную иву, заросли тальника, обрыв…
– Два года назад дюжина московских журналистов, большинство – иностранцы, несколько русских, спустились в бездну Сибири, – начал рассказ Сергей. – Летели три часа вертолетом от ближайшего аэропорта в нефтяной поселок у Полярного круга. Площадь Тюменской области в три раза превосходит площадь Франции. И во столько же раз плотность ее населения меньше, чем в пустыне Сахара. Ни на одной карте нельзя найти этот поселок. Секретность его наследована от чрезвычайности, с которой советский строй охранял от шпионов стратегически важные объекты сырьевой добычи и «зубров» геологоразведки.
В бескрайнем том округе насчитывается пять крупных месторождений. Ландшафт здесь равнинный, тайга, спадающая в лесотундру, где гуще, где реже, с множеством озер и болот, на западе – невысокие горы. Четыре многоводных реки, извилистые, как плетенка, тысячи озер и тысячи небольших речушек густо заливают этот край небом. При заходе на посадку жутковато, потому что вроде и садиться некуда: кругом простираются броски зеркальных змей, островки рыжеватых лиственниц, черных елей, очень хорошо видные под слабым низким солнцем, каждая в отдельности – стволы и льющиеся руки-ветви, за ними тучные пятна опушек. Озера ледникового происхождения имеют ровную береговую линию. По круглым полным чашам бежит тень самолета.
Задача журналистов состояла в освещении работы подразделения новоявленного нефтяного гиганта, который совсем недавно раздулся из неприметной чахлой госкомпании. Будучи обморочным наследием советского прошлого, она скупила за бесценок активы бывшего конкурента – ЮКОСа. Вы же знаете, что глава ЮКОСа рассорился с властями и был лишен своей компании в обмен на удобства восьми лет тюремного заключения? Руководство новоиспеченного нефтедобывающего колосса всячески старалось отвлечь журналистов от мыслей о ЮКОСе. Поселили их на загородной базе отдыха на берегу реки Пякупур, шестьдесят километров до поселка по грунтовой дороге, машины на ней встречаются раз в несколько часов. В мае там еще минус два по Цельсию и полночи светло.
На базе жили и мы, трое наладчиков сложного сверхсовременного геологоразведывательного оборудования, закупленного местным НГДУ, недавно разбогатевшим. Двое моих напарников, москвичей, были увлечены охотой, таскались с проводником по болотистой тайге, случалось, приносили тетеревов, глухаря, куропатку. Я же свободное время проводил на берегу реки. Полноводная излучина длилась стальным блеском в невысоких, поросших мрачными елями берегах. Местность кругом топкая, проходимая наземным транспортом только зимой. Почва – песчаный подзол, рыхлый слой по колено, скрывающий мерзлоту. Нас возили на «нивах», машины вязли в песчаных ловушках.
