Я трижды крещусь, окунаясь до донца.
И сколько меня ни терзай и ни рань,
во мне прибывает лишь солнце!
***
Руки тяну к осколкам родины я моей.
Родины, покрывающей алыми парусами
ломоть ржаной полушария,
синий простор морей,
родины, что глядела наших отцов глазами!
Руки тяну к осколкам! Карта из прошлых времён,
что на стене пришпилена, не утаит маршрута!
Мамочка! Это сон. Тридцатилетний сон
будто!
Да там у всех у нас – разностей было полно
несовершенств. Затем, помните, в девяностых,
как раскрутили вширь старое веретено,
как раскрошили страну в кучу осколков острых.
Нет, я – не коммунист. Нет, я – не демократ.
Но мне безумно жаль. Нас. Что случилось с нами.
То, что попали мы зернами в грубый накат,
то, что нам нужно взойти в этой печи хлебами.
Но слишком жёсткий огонь. Но слишком огненный жар
на подгоревших полях, либо не масляно тесто.
Руки тяну, тяну, ой, как мне родину жаль!
Ту, что внутри меня. Ту, что вокруг повсеместно.
Дайте мне шёлковый плат – плечи плотнее прикрыть!
Руки, которыми я жадно тянусь, задыхаясь.
Если объятья мои станут летучее крыл,
чтоб обошла судьба внуков моих лихая.
Вдумайтесь в имена, в подвиги, в наше всё.
Парк есть победы у нас. Космос Гагарина. Пресня.
Символ не раздробить ни в два притопа, в прищёлк.
Сколь не суди – не судить.
И не забыть, хоть тресни.
Там мы крылатее. Там чище, молебней, сильней.
Я не хочу, чтобы бывшей, я не хочу, чтоб погибшей.
Через препятствия к ней. Через столетия к ней.
Я – твой осколочек суши, хлебная крошка морей,
я – твой клочок распоследний этой целебной афиши!
***
Воды холодной терпкая струя
из горлышка стекает вглубь кувшина.
Троянская Елена – это я!
Отец хотел мне дать такое имя.
Но маме нравилось Фотинья. Фотина.
Алёна – сёстрам!
Греки – те же русы!
По книгам моим бродит старина.
По жилам – солнце. В кости, в каждый мускул
Эллада бьётся. Досмотреть бы сны
о веке Золотом! В накидках, складках.
Ужели я – исчадие войны?
Ужели красота – не так уж сладко?
Как жёлтых вод холодная струя?
Меня распять. Меня убить такую…
А красота – есть грех. Все вы – судья!
Так значит я, и вправду, существую?
Я – есмь приговорённая. Во мне
всё живо. Всё – жара и лето.
Во мне – всё больно! Город на холме…
Прочь, прочь! Достали вы меня, поэты!
Мне плакать хочется! И выть, зажав кулак
между коленями. Беременна я Троей!
Её конём слоновьим! Экий враг –
комок из дерева и тоже мне – в герои!
На мифе – миф. Наполнены сердца,
как Леонардо полон Моно Лизой,
так Троей – я! Что девять грамм свинца,
она во мне растёт в плену коллизий!
О, тело моё белое, не рвись
на сто осколков виноградно-винных!
…Экскурсия. Мне гид – как звать? – Парис,
помешанный на деньгах и машинах,
расскажет суть. Ужель и он – судья?
Смазливенький…целует руку звонко.
Ах, дурачок, Елена – это я,
вынашиваю Трою, как ребёнка.
Чанаккале. Уютный дворик. Бар.
Богатых любят здесь, как сыр творожный.
А я сижу и думаю: «Нам в дар
Эллады сны! Россия в дар нам тоже!»
Парис целует щёк мне алый жар…
И сигаретно пахнет его кожа.
– Зачем приехала? – он спросит.
– Как зачем?
Ищу свою могилу. Я – Елена.
Пирожное. Маслины. Сладкий крем.
А с Троей что?
А Троя – внутривенна!
Парис влюблён. Влюблён, как Менелай.
А судьи кто? А судьям – взятки гладки!
Златая пыль струится. Птичий грай.
И огненные в небесах заплатки!
КРЕЩЕНИЕ РУСИ
Как вспомню: слова – горлом, через край,
а от сердца отмерзают рубах льдинки!
Это были люди-горы! Человек-гора,
правда моя, солнце моё, князь наш Владимир!
