Трудовые будни монахов продолжались. Мы находились в относительном отдалении и никто нас не замечал. Поэтому наблюдали спокойно и расслаблено, а прибор фиксировал, вёл запись.
Солнце клонилось к кронам деревьев. Пастух-монах погнал стало к загону. В одном из домов открыли, не замечаемую нами, дверь. Напротив неё в плетне курятника распахнули калитку и загнали в дом кур. С луга привели коров, подоили и завели в другую дверь того же дома. Туда же привели коня с лошадью. Позже из загона в другой дом, поменьше, по-видимому, тоже хлев, загнали коз и овец.
Вдруг воздух пронзил металлический звон. Один из монахов дёргал верёвку, торчащую из металлической полусферы, раскачивал. Округу оглашал своеобразный звук, похожий на колокольный. Монахи умылись в ручье, утёрлись полотнищами. Подались в храм.
Через некоторое время из-за горы потянулись люди разных возрастов, скорей всего, жители ближнего поселения, на вечернее богослужение. Мы пожалели, что раньше не зашли в храм, теперь там не протолкнешься.
Потом, я предложил всё же подняться на гору, благо по ступеням легче, и обозреть округу через прибор. Сказано – сделано. Сначала заглянули под полусферу, любопытно, что внутри. Оказалось – верёвка привязана к металлическому стержню, который при ударе о стенки полусферы издавал громкий и пронзительный звук. По видимому, один из предшественников колокола на Руси.
Вокруг расстилалась лесостепь. Кое-где вздымались меловые холмы, белели лысыми макушками. Их подножия зелёными ожерельями окружали кусты. Небольшие рощицы возвышались островками в море степных трав, колышущихся, словно волны. О, вот и деревушка. Кучка бревенчатых домиков. В разные стороны от них – лоскуты полей и огородов, разделённых плетнями и неглубокими ровчиками – межами. Извивались голубоватые ниточки ручьёв, сверкала рябь озера.
Засмотрелись на красоту окружающей природы, залюбовались. Время шло незаметно. А вечерняя служба в церкви закончилась. Поняли, когда увидели выходящих людей. Мы не успели спуститься и уйти подальше.
Люди, поворачивались лицом ко входу в церковь, крестились и кланялись, затем разворачивались к ступеням с горы. Некоторые бросая взгляды в стороны, задерживались, вглядывались. Кто-то спускался и оборачивался, пристальнее всматривался. Потом люди стали перешёптываться, показывать в нашу сторону руками.
Неужели нас видят? Если так, то наши синие джинсы и яркие клетчатые рубашки явно отличались от их светлых и светло-серых льняных одежд. Что говорить о кроссовках. Большинство сельчан пришли в лаптях, плетённых из полосок коры, впрочем и монахи тоже. Несколько мужчин и женщин обуты в нечто промежуточное между туфлями и тапочками из мягкой кожи. По краю продёрнут ремешок, стягивающий вокруг ступни и щиколотки, чтобы не соскакивали. Короткие наши стрижки тоже отличались от причёсок местных мужчин.
Из церкви стали выходить монахи, они обратили внимание, что поселяне не ушли, а сгрудились под горой и куда-то смотрят. И обратили взоры в нашу сторону. В глазах монахов недоумение, на лицах оторопь. Один, быть может, старший из них, что-то сказал. Мы не поняли. Другой повторил тоже. Интересное звучание языка, напевное. Напоминало церковнославянский и искажённый современный русский, но вникать в смысл не старались, потому что долго оставаться перед толпой рискованно.
Людей стояло много. Честно признаюсь, было не очень приятно. Мало ли что взбредёт кому-то из них в голову, а остальные подхватят. Конечно, единственный выход – выключить прибор. Но не исчезать же у стольких людей на виду. Какие этому событию объяснения придумают?
