– Да, – вяло отозвался дежурный чернец, – можно, он предупреждал.
И с лёгким скрипом вышел засов из затвора калитки.
* * *
В келье было тихо, сумрачно, пахло лампадным маслом и ладаном. Духовник на коленях молился. Он тотчас же поднялся, благословил Крона и, обращаясь к иконам, предложил помолиться вместе. И они помолились. Затем сели на два стула лицом к лицу.
– Скажи, – спросил духовник, – что тебя повергло в уныние?
И Илья, опустившись на колени, коротко и ясно поведал о планах с отцом Павлом и о своей нескладной женитьбе. Не утаил даже мелочей.
Духовник прошептал молитву, перекрестился, и первое, что он ответил, изумило Илью:
– Господь сдерживает. Значит, не готов в клирики, значит, рано… Хорошее дело затеял отец Павел, доходят слухи. Но есть соблазны… Ах, как опасно ходите… – И вновь прошептал молитву, перекрестился, а далее говорил уже в общем, как будто о второстепенном. – А на лукавстве семьи не построить, не будет единой плоти, – тихо заключил он…
* * *
Илья знал, что при исповеди первые слова духовника – от Бога. Именно первую фразу и мысль необходимо уловить и запомнить. Запомнил. Тяжесть с души не сходила. Почти всю ночь провёл он без сна, решив идти к ранней Литургии, помолиться в храме, единственно в котором сами стены поют. А уже после службы и завтрака ещё раз справиться об академии.
И после Литургии легче не стало. Желание бежать, но и бежать некуда. Оставалось одно – академия. Однако и тогда, когда секретарь ректора вновь подтвердил приказ о зачислении на первый курс академии, каменистая тяжесть так и давила на грудь.
* * *
Ближе к полудню с портфелем в руке Илья Крон вышел через академическую проходную, чтобы на электричку – и домой. Спешить к отцу Павлу было не с чем. Но не успел переступить порога, когда в конце аллеи узнал доктора Троицкого: с портфелем он по-стариковски бочком как будто пытался бежать, однако ноги лишь передёргивались, так что скорого продвижения не было. Отяжелел человек. Сковало.
Илья ускорил шаг навстречу, а Троицкий в тот же момент остановился, хватаясь свободной рукой за грудь. Они ещё не сошлись, не поздоровались, когда доктор с придыханием выкрикнул:
– Убили… Отца Павла Калюжного убили!..
– Когда?! – цепенея, вскрикнул Илья.
– Сегодня утром… на электричку шёл. В голову железом. Сам домой возвратился, мог бы, но даже не сказал – кто?.. Неотложка приехала, а он уже всё…
Илья молчал. Язык не поворачивался что-то говорить:
«Почему так?..
За что?..
За какие грехи?..
А мне что делать?..» – теснились немые слова.
2010 г.
Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз метаешься, как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберёт…
…но достоверно известно, что он вместе с одной повивальной бабкою хочет по всему свету распространить магометанство, и от того, уже говорят, во Франции большая часть народа признаёт веру Магомета.
Матушка, спаси твоего бедного сына! Урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! Ему нет места на свете! Его гонят!..
Н.В. Гоголь
1
Когда его спрашивали о полном имени, он обычно вскидывал манерно подбородок и с достоинством говорил:
– Георгий Степанович я, простите, Соколов.
Однако на тот же вопрос мог ответить и иначе:
– Герман я, а по родителю Степанович.
А иногда с усмешкой, похоже, отшучивался:
– Если угодно, зовите меня просто Гедеоном.
