Андрей неторопливо поднялся с кровати и сотворил башню из подушек и одеяла.
– Ложись на живот, руки вперёд.
Яна молча выполнила приказ, но еле заметная дрожь пробежала по её телу, когда она оказалась связанной по рукам и ногам грубой верёвкой, а попа демонстративно возвышалась на горе постельных принадлежностей.
– Будешь считать. Если собьёшься – твоя проблема, начну с самого начала. Если не будешь косячить и не забудешь элементарный счёт – сохранишь свою задницу в относительной целостности… возможно.
Андрей говорил спокойно, размеренно и очень чётко.
– Думаю, полтинника тебе хватит. Жалеть тебя я не буду. Стоп-слова нет.
Яна жалостно пискнула и зажмурилась, ей очень захотелось сжаться в комочек, но верёвки не давали пошевелиться.
– Я не слышу. Ты всё поняла? – строго спросил Андрей.
– Да, Хозяин, – прошептала сдавленно Яна.
– Хорошо. Я жду громкого счёта, иначе могу и не расслышать. Советую увеличить громкость.
Он вытащил из шкафа очень жёсткий армейский ремень. Только им он наказывал нижних, потому что все остальные девайсы, какую бы боль не несли, всегда служили обоюдному удовольствию.
– Приготовься.
Первый удар. Ягодицы Яны обожгло огнём, она вскрикнула, но громко отрапортовала, скорее от неожиданности:
– Один.
Второй удар чуть ниже.
– Два.
Третий… Четвёртый… Пятый… С каждым ударом боль становилась всё нестерпимее, одна волна не успевала успокоиться, как за ней следовала следующая, не менее злая. Счёт перешёл в крик и плач.
Андрей буквально взмок. Страдания жены его не радовали, но он обязан был закончить начатое. Он наблюдал, как прекрасная попка превращается в красную и сочную клубнику, а потом приобретает малиновый и сизый оттенок. И всё-таки ремень начал ложиться иногда более мягко.
– Сорок… – захлёбываясь слезами выла Яна.
– Сорок? Ошибочка, дорогая. Попробуй подумать, пока я перевожу дух.
Яна действительно ошиблась. Андрей вёл свой счёт, он и не сомневался в том, что она собьётся. При таком зашкаливающем уровне боли это вполне естественно. Единственное, что сейчас было бы совсем некстати, так это проявление сочувствия. Он должен закончить.
– Ну? Сколько? Не успеешь до удара – начнёшь считать сначала.
– А-а-а, не надо! – заревела Яна в истерике и содрогаясь. В этот момент она любила и ненавидела его. Неужели ему мало было её слёз тогда? Но тогда она извела себя по несколько другим мотивам, более эгоистичным. Сейчас же, вместе с истерикой, выходила именно та самая душевная дрянь, что сидела мёртвым грузом на сердце.
– Сколько? – холодно спросил Андрей.
– Три-и-и-дцать де-е-е-вять!
– Уговорила.
Он кивнул и в последние десять ударов вложил всю силу. Яна больше не в состоянии произнести ни слова, выла что-то в матрас, прикусив его зубами. Андрей же не настаивал на счёте.
– Пятьдесят, – отчеканил он сам и отбросил ремень, неторопливо освободил руки и ноги супруги и присел рядом, смахнув рукой потные волосы со лба.
– Прости-и-и-и меня-я-я…– ревела Яна, мотая головой. Её светлые, солнечные волосы разметались по плечам, спине, лезли в лицо.
– Я давно тебя простил, – тихо ответил Волк, – но я обязан был наказать тебя. Иди ко мне. Забудем, как страшный сон, который, надеюсь, не повторится больше. Мне очень неприятно было наказывать тебя сейчас. Ты даже не представляешь насколько.
Он помог Яне перекатиться на бок и убрал из-под неё мягкую гору, лёг рядом и прижал к себе, успокаивая и баюкая, словно маленького ребёнка. Она обхватила своего мучителя тонкими ручками и прижалась к нему, размазывая по его футболке слёзы вперемешку с соплями.
