По осколкам льда - страница 16

Национальный аэропорт Минска кишел людьми. Вопреки тому, что за окном еще не рассвело, они бодрствовали перед предстоящим рейсом. Ожидающие регистрации на рейс, встречающие, которые патрулировали коридор и высматривали знакомые лица, – Ане не было до них никакого дела. Окаменев, она мертвой хваткой вцепилась в ручку красного чемодана на колесах и выпрямившись сидела на черном стуле. Пустой взгляд был направлен на табло.

Регистрация на рейс Минск – Москва была назначена на 5:40 утра. Ане не терпелось как можно быстрее оказаться на борту самолета. Полет – как парение птицы: только высоко в небе ощущаешь свободу и ценность перемен. Она желала освободиться от плена собственных чувств и мыслей и возлагала большие надежды на стажировку в Москве. В конце концов, даже если ее не оставят работать в издательстве, за плечами будет колоссальный опыт, а заодно и время, которое многие почему-то считают лекарством.

– Уважаемые пассажиры, объявляется регистрация на рейс B2954 Минск – Москва, – прозвучало из динамиков.

Люди встрепенулись и направились к стойке регистрации. Звуки колесиков, соприкасающихся с плиткой, привели Аню в чувство. Она посмотрела на паспорт в руках, а затем на Федю, который привез ее в аэропорт.

– Тебе пора. Позвони, как приземлишься, – сказал Любимов, приобняв ее за плечи. Отстранившись, он спросил: – Ты почему не встаешь?

Аня промолчала, однако по ее взгляду, полному ложной надежды, Федя осознал, почему она не торопится.

– Думаешь, Литвинов приедет и остановит тебя? – Вопрос, словно болезненный укол, вонзился в ее кожу.

– Я…

Федя обхватил ее лицо руками и пристально смотрел в глаза, надеясь найти хоть каплю разума. Но они были полны безнадежного отчаяния из-за несчастной любви. Тоска и горечь отражались в этом стеклянном взгляде, как бы он ни пытался убедить, что Литвинов не стоит ее слез.

– Послушай, я понимаю, что для тебя ваша любовь – целая Вселенная. Но как бы тяжело ни было, ты должна принять тот факт, что он отказался от тебя. Он не придет сюда и не будет пробиваться сквозь охрану, чтобы ворваться в коридор, по которому ты идешь. Так бывает только в мелодрамах.

Аня расплакалась и прижалась к другу. Сбивчиво, сквозь всхлипы, она произнесла:

– Я… п-понимаю, ч-что в-все закончилось… Но мое с-сердце по-прежнему рвется к н-нему… Возможно, м-мне просто стоило немного подождать…

– Нет, Аня! Очнись. Сколько ты будешь ждать? Ретроградная амнезия – штука серьезная. Врачи не называли срока, за который он поправится. Его выздоровление – это неопределенность. Разве ты готова отказаться от мечты ради неизвестности? Готова с головой нырнуть в этот омут и терзать себя? – Федя утер ладонью ее слезы, поцеловав в макушку. – Аня Костенко, которую я знаю, не унижалась бы так перед парнем и не ставила бы свою карьеру под угрозу.

– Да… Наверное, ты прав, – заявила Аня и резко встала, схватившись на ручку чемодана. Ее голос был полон решимости.

– Обещай, что не будешь плакать по нему и что начнешь там жизнь с чистого листа.

– Обещаю.

Аня вышла из оцепенения, когда дверь приоткрылась. Хлеставшая из крана вода вышла за края раковины, оставив мокрые лужицы на столешнице. Заметив изумленный взор коллеги, Костенко повернула вентиль и оторвала несколько бумажных полотенец, чтобы убрать черные разводы под глазами. Поправив макияж, вытерла воду возле раковины и как ни в чем не бывало ушла в кабинет. Ей срочно нужно было позвонить.