– Должен сознаться, – заметил юноша, – не могу объяснить, как можно было так глубоко оттиснуть эти буквы на шагреневой коже.
– Вот вам стилет, – сказал старик. – Попробуйте надрезать кожу в том месте, где начертаны буквы.
Стилет был узкий и острый, но, когда Рафаэль снял тонкий слой кожи, буквы появились вновь столь же отчетливо, как будто кожа и не была срезана.
– Ливанские мастера владеют секретами, известными только им одним, – сказал Рафаэль, взглянув на восточное изречение.
– Да, – отозвался старик, – лучше все валить на людей, чем на Бога. Это написано по-санскритски. Вы могли бы прочесть, что тут написано?
И вот что прочел Рафаэль:
Обладая мною, ты будешь обладать всем, но жизнь твоя будет принадлежать мне. Так угодно Богу. Желай – и желания твои будут исполнены.
Но, соизмеряй свои желания со своей жизнью. Она – здесь.
При каждом желании я буду убывать, как твои дни.
Хочешь владеть мною?
Да будет так!
– Вы, верно, побывали в Персии или Бенгалии? – спросил старик.
– Нет, – покачал головой молодой человек, ощупывая с любопытством эту странную кожу.
Старый антиквар смотрел на него с холодной иронией, как бы говорившей: вот, он уже не думает умирать.
– Это шутка или тайна? – спросил Рафаэль.
Старик покачал головой и с серьезным видом сказал:
– Не знаю, что вам ответить. Грозную силу, даруемую этим талисманом, я предлагал людям более смелым и энергичным, нежели вы. Но посмеявшись, никто из них не захотел рискнуть, заключить договор, столь роковым образом предлагаемый неведомой никому властью шагреневой кожи. Что ж, я с ними согласен – я тоже воздержался и…
– И даже не попробовали? – прервал его Рафаэль.
– Попробовать? – воскликнул старик. – Если бы вы стояли на Вандомской колонне, попробовали бы вы броситься вниз? Можно ли попробовать остановить течение жизни? Вы хотели покончить с собой, но эта тайна отвлекает вас от мысли о смерти. Есть два предела человеческой деятельности – это желать и мочь. «Желать» сжигает нас, а «мочь» разрушает. Но моим единственным желанием – было видеть. Видеть – не значит ли это знать. А знать, молодой человек, не значит ли это наслаждаться интуитивно, проникая в самую сущность жизни? Здесь! – громовым голосом воскликнул он, указывая на шагреневую кожу – мочь и желать соединены! Это истинная жизнь!
– Вот я и хочу жить, не зная меры! – сказал Рафаэль, хватая шагреневую кожу.
– Берегитесь, молодой человек! – с невероятной живостью проговорил старик.
– Я посвятил свою жизнь науке и мысли, но они не способны были даже прокормить меня.
Рафаэль судорожно сжал талисман в руке.
– Я хочу царственного, роскошного пира, вакханалии, достойной века. Пусть мои собутыльники будут юны, остроумны и свободны от предрассудков. Пусть меняются вина одно другого крепче, искрометнее. Пусть эта ночь будет украшена пылкими женщинами. Мне нужно заключить все наслаждения земли и неба в одно последнее объятие, затем умереть.
В ответ раздался смех старика. Он прервал Рафаэля столь властно, что тот умолк.
– Что ж, безрассудный молодой человек, вы заключили договор, и этим все сказано, – промолвил торговец. – Теперь все ваши желания будут исполняться в точности, но за счет вашей жизни. Круг ваших дней, очерченный этой кожей, будет сжиматься соответственно силе и числу ваших желаний. Ведь в конце концов вы хотели умереть? Ну что ж, ваше самоубийство только отсрочено.
