– Проверили. Нигде и никак.
Игнат послушно жевал котлету.
– А ты еще раз проверь. Копни поглубже. В их прошлое залезь. Может, они служили вместе. Или учились где-нибудь. Или вместе на вокзале поезд ждали и ехали потом в одном купе. Рой до шахтеров, коллега!..
Домой Игнат приехал хорошо за полночь. Всю дорогу улыбался, вспоминая захмелевшего Волошина. Тот все же принялся его сватать к своей разведенной соседке. Та как будто бы случайно заглянула к Волошиным на огонек. И не с пустыми руками, а с яблочным пирогом. Огромный кусок Игнат увозил домой. Все настаивали. Особенно Волошин.
– Хватит тебе уже горелыми тостами давиться, – шептал он ему на ухо, провожая до машины. – Когда ты уже выбросишь этот дурацкий тостер?
Пирог, упакованный сначала в фольгу, а потом в целлофановый мешочек, дразнил его ароматом всю дорогу. И стоило Игнату войти в квартиру, как он тут же упаковку с пирога содрал и принялся откусывать от большого куска прямо в прихожей. Контейнер с куриными котлетками он поставил в холодильник. Хватит обжорства!
Пока ел пирог и запивал его водой из бутылки, составлял себе план работ на завтра.
Проверить все охранные агентства города на предмет пропавших сотрудников – раз.
Еще раз внимательно проверить возможные связи двух установленных жертв. Копнуть поглубже – два.
Навестить родственников Говоровой – три.
С последним, правда, незадача. Предпоследнее место прописки Говоровой было в глухой деревне где-то под Барнаулом. Сколько ни пытался дозвониться Игнат до тамошнего сельского совета – бесполезно. Самому лететь туда ему полковник не позволил.
– Найди кого-нибудь, привлеки, – бубнил он, сердито глядя на Игната. – Мне учить тебя?
– У меня в отделе никого не осталось, товарищ полковник. Алла Ивановна ушла в декрет. Гарик в отпуске.
– Отзови, – посоветовал полковник.
– Не могу. Он за границей отдыхает.
– Так посади себе в отдел практикантку какую-нибудь, – повторил в точности совет Волошина полковник. И добавил: – Они сейчас такие продвинутые! Она вмиг тебе родственников Говоровой отыщет. И лететь никуда не надо будет.
Ей вовсе нечего было делать в отделе Игната Игнатова. Он многим казался противным нудным парнем, если сорокапятилетнего мужчину еще можно так назвать. Они пересекались как-то по службе. Он считался нудным и прежде, а после того, как от него ушла жена, по слухам, превратился в настоящую занозу в пятой точке.
Поправляя перед зеркалом воротник белоснежной рубашки, Кира улыбнулась себе – мило и ласково. Она любила себя, да. Свою неординарность. Яркую внешность. И привычку говорить так, как никто сейчас не разговаривал, тоже.
– Мне вовсе нечего делать в его отделе, папа, – произнесла она вчера в телефонную трубку с некоторым неудовольствием.
– Вот знаешь, как это сейчас прозвучало, Кира? Знаешь? – забухтел сразу отец и передразнил: – «Мне вовсе нечего делать в его отделе, сударь». Ты бросай все эти старомодные штучки, дорогая. Разговариваешь, как барышня тургеневская, понимаешь.
– Это преступно? – вскинула она брови, облизывая ложечку от варенья.
– Это неуместно!
– Мне надо изъясняться матерно, папа?
– О господи! Прекрати, Кира! Просто завтра выйди в отдел Игнатова. Временно! Он там зашивается. Дело такое скверное ему досталось. А толковых никого рядом.
– Мои интуитивные способности его всегда только раздражали, – напомнила Кира, зачерпнула ложечкой еще варенья и отправила в рот. – Я про тот инцидент не помню какой давности, папа. Игнатов даже рапорт хотел писать на увольнение, лишь бы меня не видеть.
