Пальцы гостьи окоченели и не слушались, и Олег помог ей расстегнуть пальто и снять сапоги. Она продолжала жевать какие-то слова сквозь слезы и всхлипы. Сначала не могла добраться до аэропорта, потом промерзла там, пока ждала самолет, который все время задерживали из-за снегопада и наледи, и к нему, Олегу Николаевичу, чуть ли не пешком добиралась, потому что деньги кончились, а автобус не шел, и телефон сел…
Олег сходил в комнату и нашел Наткин спортивный костюм. Девушка теперь только всхлипывала, пытаясь унять истерику, икотой прорывавшуюся наружу.
– Вот, переоденьтесь. И в ванную.
Пару минут он поливал ее белые ступни едва теплой водой. Когда они порозовели, бросил в ванную все найденные горчичники, заткнул слив и набрал горячей воды.
– Сейчас согреетесь
– С детства ноги не парила, – сказала она, шмыгая носом. – Меня Аля зовут.
Через десять минут Аля сидела на кухне, завернутая в плед, чтоб не остыть. Олег достал водку. Налил обоим, ей – с медом.
– Спасибо вам, Олег Николаевич.
От ее «Олег Николаевич» мужчину передернуло. Он вспомнил, зачем она здесь, и махнул свой стакан. Налил снова, почти полстакана, и опять выпил.
Девушка смотрела с испугом.
– Вы же знаете, кто я, да?
Он кивнул и налил себе еще.
– Потому и пью. Ты, кстати, тоже выпей.
Девушка зажала нос и мелкими глотками выпила свою порцию. Олег беззвучно хохотал, стараясь подавить подступавшую от этого представления рвоту. Морщась и размахивая руками, она схватила бокал и хлебнула чаю. Кипяток обжег язык, и Аля подавилась. Олег налил ей воды.
– И что теперь? – она снова смотрела исподлобья, затравлено.
– Не знаю. Это же ты проводник.
Олег улыбнулся.
– Вы добрый. И внимательный. А что у вас с рукой?
Олег поморщился.
– Как вас занесло на такую работу?
Аля понимающе кивнула.
– После аспирантуры. Было интересно. Так необычно. То есть, такого же не ждал никто, да? – ее глаза загорелись. – Голод, нехватка воды и топлива, и прочие прелести перенаселения спрогнозировали, а то, что Смерть перестанет успевать, устанет – кто бы мог подумать, да? Это было очень интересно!
Олегу стало неуютно.
– Смотреть, как люди умирают?
– Нет. Вы уже в возрасте, а как подросток. Задеть пытаетесь. Я же не убиваю никого, – выпалила она и осеклась. И снова затравленный взгляд. С минуту она молчала. Олег не перебивал. Поднялся и закипятил чайник.
– Мы переводим. Ничего аморального в этом нет. К тому же, у нас только плановые. Вот вы. Я когда к вам ехала, мне так стыдно было опаздывать. Думала, раз вы такой молодой, ну не то, чтобы молодой. Не знаю, как сказать, – она покраснела. – Думала, вы, может, от болезни умираете. И вам плохо. И надо побыстрее, а я не могу побыстрее. Рука вот только… Болит? А мгновенными случаями шеф занимается. И вообще… скорее эти карты, вон, как у вас в комнате – вот что аморально и мерзко. Человек жив, а как будто уже умер. Доживает. Хорошо, если дни. А иногда люди так годами… Вот щас восемнадцатилетка какой-нибудь купит себе карту и будет ждать. Сорок лет. Может даже, неосознанно ждать. Или наоборот, начнет куролесить и гадствовать, чтоб «времени не терять».
– Так вы же эти карты делаете, – не выдержал Олег.
– Не мы! Не мы! – закричала она, но быстро успокоилась. – То есть, мы, конечно. В договоре пункт со звездочкой был. А шеф вымотанный был. Да и не читает уже без очков. Возраст. А там буквы мелкие – не заметил. Скотство это. Но теперь он обязан предоставлять данные. Думаете, ему это очень нравится? Это бесчеловечно!
