По ту сторону пропасти - страница 15



Такая вот она, Ирка.

И она явно не просто так сейчас сидит у Нины на кухне…

Ирка трещала весело о погоде, покупках и всякой прочей ерунде, и Нина поддакивала ей и в нужных местах улыбалась. И ждала.

– Мы соскучились по тебе, – вдруг, без всякого перехода, тихо сказала Ира. – Мы всё ждём, ждём. А Аня говорит, что это она во всём виновата.

Вот оно.

Приехали, Нина Савельевна. Вылезайте, конечная. Поезд дальше не пойдёт…

– В чём это она… виновата? – подняла она, наконец, на Ирку смятенные чёрные глаза.

Ира молчала, разглядывая нарисованные на клеёнке фрукты. Над кружкой с остывающим чаем вился тонкий парок. За приоткрытым окном лениво шелестел размякший на солнце старый тополь.

– В том, что ты… депресснячишь, – вымолвила Ирина, и в кухне снова повисло тяжёлое молчание.

Надо было сопротивляться. Надо было возмутиться – громко, решительно; рассердиться всерьёз – мол, что за несусветная чушь! Да как вы подумать могли такое! Подруги, называется! Нина уже открыла рот, но захлебнулась первым же глотком воздуха. Тоска привычным горьким обручем сдавила грудь. Всё ведь именно так и обстоит. И зачем лицемерить? Зачем притворяться перед самыми дорогими людьми? Разве так поступает Любовь?

Так поступают трусы.

Нина была хорошо осведомлена о своих недостатках, но трусости среди них вроде бы не числилось… вплоть до этой весны. Кажется, прокуратор Иудеи что-то такое говорил о трусости… что-то крайне неприятное.

Поэтому она сползла с подоконника и уселась с другого торца стола. Подпёрла руками голову, помассировала неприятно ноющие виски.

– Ира, – сказала она мрачно. – Я понимаю прекрасно, что ты с самыми благими намерениями… но не знаю, что тебе на это сказать. Знаю только, что в душе у меня полный кавардак… и я не могу с этим… хм… пожалею твои нежные уши, ехать к беременной Аньке и делать вид, что всё нормально…

Она вдруг осознала, что на глазах закипают жгучие, злые слёзы и задрала голову в потолок. Это всё Ирка, яростно подумала она, с её вселенской добротой!.. Все они белые и пушистые, одна я со своей тоской и одиночеством, словно мрачный холодный монстр в океанской пучине… Никому не нужное пустое место.

– Ты думаешь, ты одна такая, кому чужое счастье… как ком в горле?.. – вдруг тихо спросила Ира, и когда до Нины дошёл ошеломляющий смысл сказанного, она столь резко опустила голову, что жалобно хрустнула шея.

Ирина смотрела печальными зелёными глазами.

– Уж не хочешь ли ты сказать… – начала Нина недоверчиво, но Ирина вдруг встала и уставилась в окно невидящим взглядом.

– Нина, – сказала она с неприсущей ей твёрдостью. – Нам всем пора уже замуж. Пора девичества закончилась. Всему своё время, и нам уже пора. Просто мы немного заигрались в девчонок-подружек. Всё это было хорошо, но времена изменились – пора меняться и нам. Зависть, конечно, нехорошее чувство, но вообще-то нужное. Оно даёт тебе понять: так, дорогая, ты хочешь того же что и у неё, так ведь? Так действуй! Встряхнись! Иначе я тебя съем. Вместе с твоей дружбой…

Она повернулась, взглянула и мягко, и одновременно строго – как учительница на расшалившуюся первоклашку, и продолжила:

– Пойми, Нина, мы все останемся подругами – настоящими подругами только в одном случае. Сама догадаешься? Или подсказать?

Нина с мрачной усмешкой откинулась на спинку стула и сложила на груди руки.

– Когда все станем добропорядочными семейными матронами с кучей детишек, ты хочешь сказать?