По ту сторону Солнца. Сновидения - страница 5

Пётр разделся, отвернул одеяло, поправил подушку, простыню и лег. Жена тоже сразу легла. Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в его подбородок. Он обнял ее, погладил по руке, по плечу, слегка поцеловал в щечку, возле правого уха и тихо-тихо опросил:

– Ну что, жена, будем спать?

– Да, – так же тихо ответила она. – Я сегодня очень устала. Спокойной ночи и приятных тебе снов.

– Тебе тоже.

Пётр полежал на правом боку минут пять-шесть. Затем повернулся на спину, посмотрел в сторону жены. Она уже спала. Она всегда засыпала быстро. Все зависит от нервной системы, а у жены она всегда в отличном состоянии. Во всяком случае, он так зачастую думал. Он стал вспоминать прошедший день, все сначала, с утра, чтоб быстрее заснуть. И незаметно для себя задремал, заснул.

…Небо было какого-то пепельного цвета. Облака проносились низко, и их движение было настолько медленным, что создавалось впечатление, будто они просто повисли над этими толпами ушедших душ и совсем не движутся. Хотя, подняв голову и очень внимательно присмотревшись к ним, можно было заметить еле уловимое человеческим оком медленное и плавное движение какой-то пелены, тумана по хмурому небу. Горизонта не было видно совсем, он как бы сливался воедино с огромными и густыми, как пепельный дым, облаками.

Пологие, голые и невысокие горы, чем-то похожие на облака. Но если облака были темно-пепельного цвета и местами, чуть просвечиваясь, напоминали обрывки марли, то горы были темно-зелеными. Яркого света не было вообще, какой-то полумрак царил в огромной долине, окруженной невысокими холмами, а вдали, насколько позволяла видимость, возвышались огромные, с остроконечными вершинами горы. Взобраться на эти горы было невозможно, искать какую-то тропинку, чтобы обойти их, было бесполезно. Ощущение было такое, что вы находитесь в огромной западне, выхода из которой искать нет смысла, так как его вообще не существует. Да его, этот выход, видимо, никто и не искал.

Многочисленные толпы покинувших земную жизнь душ представляли собой шеренги выстроившихся в сорок рядов людей, с понурыми и опущенными вниз головами. Уже по этим опущенным головам можно было судить, что людям стыдно и совестно смотреть прямо перед собой, столько грехов они нажили на Земле. Видимо, груз у многих был настолько тяжелым, что они, сгорбившись, полу-изогнувшись, стояли тихо и недвижимо, не поворачиваясь ни влево, ни вправо, ни тем более назад.

Одеты все были абсолютно одинаково: в какие-то желтокоричневые плащи. Плащи были широкие и длинные, с капюшонами и чем-то похожи на воинские плащи-накидки. В каждом ряду стояли души, напоминающие лики людей, причем людей всех возрастов, от младенцев до седых и сгорбленных стариков.

Omnia mors acquat! (Смерть уравнивает всех! – лат.) И это было действительно так. В одном ряду стояли министр и официант, мэр города и дворник, генерал и рядовой, насильник-убийца и не знающий еще нецензурного слова ребенок, старуха, все испытавшая на своем веку, и совсем молодая, так и не познавшая настоящей любви девушка. Они были все равны после смерти. Смерть их уравняла, поставила в один ряд, и выхода из него уже не было: ни влево, ни вправо, ни назад.

Они стояли в рядах очень близко друг к другу, каждый на своем месте, на очерченном маленьком квадратике, не позволявшем развернуться и даже пошевельнуться. Генерал не мог повернуться к рядовому и приказать ему выполнить какое-либо поручение. Мэр не мог упрекнуть дворника за плохо убранные улицы. Министр не мог отчитать официанта за пролитый кофе на его новенький, впервые надетый по такому случаю костюм. Старуха, прожившая на земле более девяноста лет и повидавшая многое на своем веку, не могла запретить молодой красивой девчонке закутать голову и не смотреть на стоящих впереди нее парней. А рядом стоявший насильник и убийца, так нагло издевавшийся над людьми, еле держался на ногах: такой непомерный груз грехов лежал на его плечах.