А потом появился тот человек.
Меня вызвали в кабинет директора, хотя я не помнил, чтобы натворил чего-то страшного. Пока я шел по длинным безликим коридорам, взрослые перешептывались за моей спиной. Кто-то из них чувствовал вину, кому-то было неуютно, некоторые показывали глазами «я же тебе говорила!» — но абсолютно все испытывали ко мне какую-то антипатию, почти ту же животную неприязнь, что и дети. Только взрослые уже стеснялись это показать.
В кабинете директора меня ждал Серый человек. Он был одет в ничем не примечательную костюмную тройку, отглаженную до безупречности, застегнутую по всем правилам. Жесткий воротничок рубашки даже стороннему наблюдателю казался неудобным. Черты лица невыразительные, глаза и волосы странного блеклого оттенка, который невозможно отнести к какому-то определенному цвету — но не потому я стал называть его Серым человеком. Я не чувствовал его эмоций, абсолютно никаких, будто при попытке приблизиться каждый раз натыкался на серую пугающую стену.
Помню, как замер у дверей, недоверчиво разглядывая этого мужчину, пытаясь определить, человек ли он, или призрак.
— Ты знаешь кто я? — неожиданно глубоким голосом спросил гость.
Я покачал головой и инстинктивно отступил к двери.
— Может быть, попробуешь догадаться?
Я снова покачал головой.
— Меня зовут Николай, — как-то странно и неумело представился человек. — Не бойся, мы всего лишь немного поговорим. Садись.
Несмотря на то, что он мне не нравился, не подчиниться оказалось сложно, и я сел напротив. Другой бы на моем месте непременно подумал, что подобная встреча, скорее всего, связана с усыновлением, или вдруг объявились какие-то дальние родственники, которые решили приютить сироту. Я не питал подобных иллюзий, их просто невозможно было питать, глядя на Николая, не чувствуя его эмоций — подобного человека я встречал впервые, и в этом было все. Этого было достаточно, чтобы дать почву не для иллюзий, но для страха.
В дверь постучали — вошла нянечка с подносом, на котором стояли чайник с чашками и вазочка конфет. Серый человек поблагодарил ее и начал разливать чай точными движениями, словно всю жизнь работал официантом в хорошем ресторане.
— Угощайся. — Он пододвинул ко мне чашку и вазу конфет. Я снова не смог отказаться: конфеты в детдоме бывали только по праздникам.
Николай молча прихлебывал чай из чашки, после каждого глотка бесшумно возвращая ее на блюдце. Тогда он показался мне старым, но сейчас я понимаю, что на самом деле ему было не больше сорока, хотя для тринадцатилетнего подростка это действительно была уже старость.
— Как тебе здесь живется? — неожиданно поднял глаза от чашки он.
Я пожал плечами и безразлично запихнул за щеку еще одну конфету.
— Другие дети не обижают?
Я помотал головой, не глядя в его сторону.
— А мне сказали, наоборот. — Он глядел своими бесцветными глазами поверх чашки. — Ты от них отличаешься. Ты умеешь что-то особенное? Ты чем-то увлекаешься?
— Я люблю читать. — Я прекратил жевать и тоже посмотрел на него поверх чашки. К тому моменту мне было уже прекрасно известно, что люди не выносят взгляда моих желтоватых глаз, и этот взгляд стал очень удобным оружием для случаев, когда необходимо было от кого-то отделаться.
Серому человеку было плевать на мои глаза, но вот ответ его явно разочаровал. Это стало понятно, после того как он со звоном отодвинул свою чашку.
