По ту сторону закона. Кланы и группировки - страница 45



В больнице мне разрезали рубашку и штаны ножницами, дали наркоз и наложили швы, после чего поместили в отделение интенсивной терапии. Рана была шириной пять и глубиной 10 сантиметров. Край лезвия задел верхнюю часть почки, но, к счастью, другие внутренние органы не пострадали. Однако я потерял много крови и чувствовал слабость. Но от переливания крови отказался, надеясь восстановиться с помощью диеты.

Меня продержали в реанимации шесть дней. Когда я находился там, мне казалось, что время течет бесконечно медленно. Один вопрос не давал мне покоя. Решил ли нападавший, что достиг своей цели, или же он предпримет новую попытку? Я думал, что первое более вероятно, однако теперь, после нападения, стал по-настоящему бояться Ямагути-гуми. Но став жертвой, я чувствовал еще кое-что, кроме страха. Моя социальная ответственность – не бояться их. Быть жертвой не очень почетно, но не высказаться – трусливо. Теперь, когда на меня напали, мой долг – поднять шумиху.

В реанимации не разрешалось курить. Я пробрался в соседнюю комнату, где была оборудована маленькая кухня для сотрудников, поискал там зажигалку для плиты или спички, но ничего не нашел. Я смирился с тем, что покурить мне не удастся. Я был так зол из-за своего ранения, что решил, раз уж такое дело, бросить курить. К слову сказать, я уже пытался бросить курить, продержался четыре месяца и снова сорвался. Забегая вперед, скажу, что на этот раз у меня получилось.

В отделение реанимации посетителей не пускают, но где-то на третий или четвертый день после ко мне пришел сотрудник четвертого следственного отдела столичного управления полиции – для дальнейшего расследования обстоятельств дела. Для меня было очевидно, кто был организатором нападения – Ямагути-гуми. Никто иной этого сделать не мог. «Я записал на диктофон некоторые угрозы со стороны Ямагути-гуми. Записи предоставлю. Просто прослушайте их, и вы сразу поймете, что это они совершили это преступление», – сказал я.

Я попросил жену передать полиции пленки. Полицейские прослушали запись, но, видимо, сочли ее недостаточным доказательством. Они пытались выяснить обо мне как можно больше. В итоге у меня создалось впечатление, что они сомневаются в том, что на меня действительно было совершено нападение. Это настолько разозлило меня, что я прямо в лицо спросил офицера полиции:

– Так вы думаете, что я сам себя ударил ножом?

На что он ответил:

– Нет, конечно. Я проверил, такую рану вы не могли нанести себе сами. На дорожке, по которой вы шли, зажимая рану, была найдена всего одна капля крови, которая показала люминоловую[31] реакцию. Однако странно, что, несмотря на оживленное время – около семи часов вечера, – не нашлось ни одного человека, который бы видел убегающего убийцу. Но несомненно, что вас кто-то ударил ножом. Впрочем, Ямагути-гуми могут оказаться не единственной группировкой, у которой есть на вас зуб. Мы должны действовать, рассмотрев другие возможные варианты.

Мне нечего скрывать, ничего постыдного я не совершал, думал я. Пусть допрашивают, сколько им будет угодно. Но меня злило то, что, несмотря на все имеющиеся косвенные улики, полиция не хотела обыскивать штаб-квартиру Ямагути-гуми. Подробно рассказав о случившемся, я твердо заявил, что добавить мне больше нечего.

На шестой день меня перевели из реанимации в отдельную палату. В тот же день ко мне пришли около 20 посетителей, которых до этого момента не пускали в больницу. Я встретился с каждым из них. Сигэру Хатакэяма, президент Sanichi Shobou, произнес странную речь, очевидно, призванную меня приободрить: «Нападение на автора – это редкость. Несмотря на то, что дом президента издательства Chuukouronsha подвергся нападению со стороны правых из-за публикации скандального романа „Необыкновенный сон“, автору, Ситиро Фукадзава, удалось спастись. Так что ваш случай, несомненно, войдет в историю японского издательского дела. Что касается нас, то наш долг – продавать книги и платить вам большие гонорары».