Пока голова мастера пыток была занята инструментом Правдолюба, Клементина, обнаружив стремянку, взобралась на верхние полки.
На механика обрушился поток пыли.
– Чертова дьяволица! Что ты там делаешь?
– О, великие маги! Это – что такое? Неужели?
– Слезай!
– Жабры лунных саламандр!
– Осторожно!
– Ах! Берегитесь, уважаемый, на вас летит «Желчь Горгоны»!
Раздался звон.
Механик едва успел отпрыгнуть от шипящих осколков.
На мраморном полу закипело пятно, покрываясь масляными пузырями. Когда волнение на поверхности лужицы улеглось, пятно собралось в правильный серебряный вогнутый овал, сферически отразивший на дне потолок и стены зала.
– Сеньорита, прошу отойти от зеркала горгоны подальше. И ради святых, не заглядывай внутрь!
– Вот она, магия взгляда Медеи!
– Дальше, дальше отойди от края!
– Ваша коллекция уникальна, уважаемый экскурсовод.
Чезаре Ачилло тяжело опустился на какой-то ущербный поломанный трон:
– Ох, сердце! Я отдышусь, а ты пока сама осмотрись.
Клементина, высоко подняв светильник, перешла в следующий зал.
Чезаре Ачилло задумался:
«Гиззо сказал: «Ты, Чезаре, отныне личный враг Сатаны». «Да, ладно. Он еще не такую штуковину придумает. Женщин, пособниц Нечистого, и кликуш не люблю. Цыц на них. К ногам, как собак. Вопят, ерепенятся: «Без Марии не было бы Мессии», «Ева – самое совершенное создание Творца», «Женская святость, женская непорочность»…А нужна она, святость?
– Невероятно! – закричала Клементина из соседнего зала.
Механик, чертыхнувшись, поднялся из кресла:
– Иду! Ни к чему там не прикасайся!
Клементина увлеклась экспонатами, размещенными на полках в бывшей лаборатории некромагии.
Там выстроились в ряд невероятные черепа самого разнообразного калибра и конфигурации. Одни были вытянутые, скошенные, пугающие звериными оскалами, другие удивляли чрезмерным или, напротив, слишком малым объемом лба и рогами.
– Ничего подобного не видела за всю жизнь!
– И не увидишь никогда, – пробурчал Чезаре, отправляясь на голос девушки.
Он был зол. Он уже ненавидел эту шумную сеньору.
Медь затвердела в форме, пора бы к делу приступить, так нет, ворвался Гиззо с высокомерной дылдой и приказал: «Покажи, брат, сеньорите Клементине сокровища».
– В каком объеме показать прикажете?
– Все. Без утайки.
«Без утайки», означало, что обольстительная сеньора никогда не увидит свет божий.
Понятно без намеков.
Ведьма.
Еще одна безумная научная дама, которая уверена, что дьявол может спрятать рецепт адской настойки лишь в ее бабских исключительных мозгах.
Чезаре Ачилло унижала обязанность экскурсовода.
«Показать все!»
Какой прок от бабы?
Никакого. Абсолютно. Пустая трата времени.
Гиззо наебется в свое удовольствие, а потом спустит постылую наложницу на нижние этажи для проверки какой-нибудь новой растяжки или бамбуковой щекоталки из Тянь-Шаня.
– О, боже, где вы нашли все это? Здесь есть даже трава Габриэля! – продолжала восторгаться Клементина, вспыхивая синими глазами.
– Это все добыто из сундуков сожжённых колдуний, – механик окинул насмешливым взглядом статную фигуру ведьмы, мысленно скатившись с ее горделивого профиля, как с высокой горы.
Ему нравились тонко очерченные надменные губы колдуньи, тронутые детским восторгом. Он мысленно облизал их. Далее взгляд пробежался по высокой груди, тонкой талии и бедрам, обтянутым черным бархатом.
– После вашей казни, уважаемая чернокнижница, каждую иголку и пушинку, найденную в вашем доме, тоже бросят на мой стол для подробного изучения и вымачивания в святой воде.
