– Ты пойми, исторические процессы – жестокая вещь, – говорил ей Матвей, горячась всё больше. – Такую махину, такую огромную страну подняли! Мы имели общество с хотя бы идеей социальной справедливости, люди чувствовали себя защищёнными. А сейчас что? Жиреющий капитал, вконец осатаневшие олигархи и нищий народ? У меня на отделении есть мамочки, которые краски акварельные ребёнку купить не могут! Радуются, что волонтёры с ними рисуют. А ты рассказывала, что вам в художественной школе два раза в год бесплатно дорогущие коробки медовой акварели «Ленинград» выдавали. Прекрасной по качеству. Вот оно, твоё несчастное советское детство.
Тома вздыхала, какая-то неопределённая тяжелая печаль присутствовала во всех обсуждениях их родной истории.
– Матюша, извини, у меня всё просто. Я в принципе-то, согласна со теми, кто видит фактические заслуги советской власти; да, безграмотность ликвидировали в кратчайшие сроки, страну подняли, благодаря индустриализации, благодаря безумному энтузиазму народа, прежде всего. А такой энтузиазм на одном страхе не построишь, это мечта, это вера. Но! Для меня всё упирается в очень старый вопрос Фёдора Михайловича – можно ли здание справедливости, судьбы человеческой, построить на слезинке одного замученного ребёнка? Для меня ответ – «нет». Всё равно ничего не построить на фундаменте насилия. Даже если бы в лагерях безвинно пострадал только один человек. Даже если бы в позднесоветский период только одного диссидента кололи бы аминазином. Всё равно, мы были бы обречены. Так и случилось. Всё развалилось. Цель не оправдывает средства. Я не хочу жить в мире, где цель оправдывает средства. Уж не говоря об единой для всех идеологии. И, мне кажется, ты мыслишь историю как поле войны. Непрерывной. Знаешь, где-то у Лотмана было про особую логику войны в «Капитанской дочке». Люди действуют парадоксальным, непривычным образом. Исходя из этой логики. Но, ведь истины никто не знает… И невозможно всегда воевать. Пушкин и пытался донести до читателя, что своя правда есть у каждой воюющей стороны. Только уши каждой из сторон запечатаны ненавистью, которая не позволяет, не дает им услышать правду врага. Но, иногда, происходят странные вещи, и подаренный врагу заячий тулупчик, знаешь ли, спасает от смерти. Надо чаще просто про человечность вспоминать. А не про цели и средства.
Матвей тяжело вздохнул.
– Ты ещё не поняла, что большая политика, к сожалению, и есть война? Очень грязная штука. Но, ты права, истина всегда сложная. И складывается из разных правд. А если человек или даже целое общество считают себя её единственными носителями – это неправильно. Потому что тогда начинается процесс «причинения добра» всем окружающим. Несмотря на их отчаянное сопротивление.
– Вот именно… Несмотря на сопротивление. А всегда важна свобода выбора. – заметила Тома. – А вообще, тебе бежать пора. А мне с Бари гулять. Наверное, только в нашей стране за утренним кофе супруги могут до хрипоты спорить об истории и политике!
Матвей вскочил, заторопился, а Тома сказала тихо:
– Знаешь, какая-то тревога последнее время. Как будто что-то плохое рядом…
Матвей буркнул:
– Нам с тобой надо в спортзал ходить, забросили оба, тут не только тревога, куча болячек появится. Всё-таки, когда полтинник не за горами, надо не только нервничать, надо здоровьем заниматься!
Тома задумалась. Да, он прав, он целый день в клинике, постоянный стресс, маленькие пациенты, их родители, заботы о ремонте отделения. Ещё и курит, хотя, слава богам, заменил сигареты на трубку. Она постоянно за компом: либо пишет текст, либо читает. Откуда тут взяться здоровью и бодрости? Мужа природа одарила худощавой спортивной фигурой, а Тома вынуждена была наматывать километры с собакой, да изредка крутить педали тренажёра, чтобы не превратиться в пышку. К ней лишние килограммы прилипали радостно и легко, как маленькие дети к доброй родственнице.
