На покрывало.
По кружевной накидке, венчавшей гору подушек, словно фата – невесту.
На туалетный столик, задев ту самую вазу.
- Место как место, - я пожала плечами. – Апельсины просто. Ненавижу апельсины.
Дело ведь не в этом доме.
И не в фундаменте с полуистлевшим конским черепом. И даже не в комнатах здешних. Комнаты, если подумать, весьма неплохие. Не так и велики, но кровать вот влезла, как и массивный шкаф с резными дверцами, которые на ключ запирались. Ключи из желтой латуни в замках торчат, манят заглянуть.
Я и заглянула.
Пусто.
Только тончайший покров пыли на полках говорит о том, что пару дней в комнате не убирались.
Туалетный столик.
И стол посолидней, письменный. Лампа на нем под абажуром с бахромой. Стопка бумаги. Писчая коробка, где нашлась пара ручек и чернильница. Ковер чуть потертый, но целый вполне. Да и ванная комната имеется, скромная, но все же. И с горячей водой.
- Мне не дом, мне дело это не нравится, - сказала я Софье, которая с задумчивым видом исследовала пустые полки. – Какое-то оно… не знаю.
Девочка, осмотрев обе комнаты и ванную, вернулась, чтобы забраться под кровать, благо, та стояла на высоких ножках, да там и улечься.
- Ладно. Разберемся.
Я выдохнула.
Из головы не шел лес, тот, что подобрался близко к станции. И тот, сквозь который пролегла дорога. Такой знакомый. Почти родной. Я ведь знаю, что тут, близ границы, селились те, кого официально именовали староверами, в том смысле, что по сей день держались они старых богов.
- Иди, - велела Софья, когда в дверь вежливо постучали. – Скажи, что у меня с дороги мигрень приключилась. Но чаю пусть пришлют. И к чаю, если чего будет.
Она опустилась на кровать и вытащила из ридикюля знакомую колоду.
Глаза Софьи закрылись, а пальцы скользнули по расписанным листам, считывая одной ей видимые знаки судьбы.
На третьем этаже, где обреталась почтеннейшая Фелиция Зигмунтовна, пахло теми же апельсинами с примесью корицы, а еще самую малость – Китаем.
Бумажные веера, расписанные журавлями и тонкими нервными линиями.
Шелковые ширмы.
Шелковые обои.
Массивные напольные вазы и низкая, будто кукольная мебель. Впрочем, гостиная, к счастью, была обставлена нормально.
И чай подали в высоком фарфоровом заварнике Кузнецовского завода.
- Если хотите, отправьте Ваську за целителем. Он, конечно, не семи пядей во лбу, - хозяйка самолично разливала чай. – Но с мигренью справится.
- Не стоит, - сказала я. – Это просто усталость. Ехали долго, теперь еще вот…
К чаю подали пирог с мясом, уже порезанный ровными аккуратными ломтями, маковые рогалики да баранки.
Сойдет на первое время.
- Сестра?
- Почти.
- Слепая, - Фелиция Зигмунтовна протянула мне чашку с узким донышком.
- Почти.
- Контузия?
- Контузия, - согласилась я.
- Бывает… моего супруга тоже контузило. Еще в первую волну мобилизовали, но ничего, вернулся… боги оберегли, - она коснулась сложенными щепотью пальцами груди. – Хоть контуженный, зато живой. Так я думала… а после-то…
Она протянула чашку Бекшееву.
- Что после? – уточнил он, принимая.
- А ничего… маялся все. Сперва только голова болела. Потом стали ноги отниматься. Руки… три года помирал. Но хоть дом этот вернуть сумели. Его ж фрицы, когда стояли, отобрали…
Она говорила об этом спокойно и равнодушно даже.
- Офицеры тут жили. Пришлось после ремонт делать, чтоб и духу их… но то дела прошлые, вам мало интересные. Вам о нынешних… с чего начать?
