– Дядька Ратмир… – слабо прошептал Генрих.
– Ну, без нюнь! С мамкой твоей ничем не помогу. Девчонка она, дура.
Генрих хотел было возмутиться, вступиться за маму, но не сказал ни слова. Дядька Ратмир ругал её как-то особо, добро, с сочувствием.
– Была бы умная, давно в деревню тебя увезла. Воздух там лучше, работы больше, жизнь дешевле, школы есть. А она тут застряла, всё лорда-волшебника ждёт.
– Откуда вы…
– Говорил я с ней. Не только сегодня. Как есть дура. Но ты не думай, малец, она тебя больше жизни любит.
«И я её люблю», – подумал Генрих, но решил, что вслух такое не говорят. Вместо этого промямлил:
– Спасибо. Я хорошо буду работать.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся дядька Ратмир, снова глотнул алкоголя и спросил: – Тут тебе постелить?
– Домой пойду, – отказался Генрих.
Он не знал, что маме сказать и как ей всё объяснить, но, вернувшись, застал её у окна, плачущей. Вместо разговоров просто обнял.
***
В один день жизнь Генриха круто изменилась. Он ушёл с фабрики, получив от мастера расчёт и затрещину, а потом впервые приступил к работе у дядьки Ратмира. Его мастерская располагалась в том же квартале, но через три дома, на первом этаже. От входа начиналась маленькая комнатка, вроде лавки – на стенах висели самые разные часы, под стеклом в витрине стояли коробочки: табакерки, музыкальные шкатулки – и механические игрушки. За витриной была дверь в рабочую комнату – там Генрих осматривался с восторгом полчаса. Здесь был и огромный, весь в подпалинах стол, и незнакомые приборы, и всевозможные лупы (ручные и с ремнями, чтобы закреплять на глазу), и маленькая плавильная печь, и тигли, и стеклянные прозрачные колбы, и держатели для них, и… Всевышний, да чего там только не было!
Из мастерской вела ещё одна дверь, запертая на навесной замок. Генрих бросил в её сторону любопытный взгляд, но дядька Ратмир велел:
– Фартук надевай, защитные очки бери – и иди сюда.
Он положил перед ним грубо выплавленную шестерёнку размером с половину ладони, напильник, кусок наждачки и чертёж.
– Размеры проставлены, линейку найдёшь. Шлифуй точно под размер, ни больше, ни меньше. Доделаешь – объясню, зачем она нужна.
И Генрих, сев на табурет, занялся делом.
Оказалось, что шестерёнка нужна в сложный заводной механизм большой куклы. Генрих вставил её на место, дядька Ратмир повернул медный ключ, и кукла подняла по очереди одну и вторую руку. В её туловище, оголённом сзади, было ещё достаточно места, и Генрих понял – теперь они будут собирать остальные части, чтобы она двигала не только руками. Угадал.
Удивительная это оказалась работа. Пять часов пролетали как один. Дядька Ратмир бывал иногда добрым и улыбчивым, иногда злым, но ругался только за две вещи: когда Генрих бывал неаккуратен и когда он не задавал вопросов.
– Вопросы, малец, это основа обучения, – говорил он. – Не могу я залезть тебе в черепушку и понять, что у тебя там. Не знаешь – спрашивай. Сомневаешься – приводи доводы.
Впрочем, глупых вопросов он не поощрял, но Генрих их старался избегать. Понимал: если ответ можешь найти сам, сначала думай.
В конце первой недели дядька Ратмир на полном серьёзе протянул ему тысячу кредитов – стопку помятых купюр, и Генрих впервые испытал неловкость от того, что берёт деньги. Ему казалось – это он дядьке Ратмиру должен. Но тот проворчал:
– Куклу забрали сегодня, расплатились. Хорошо вышло. Завтра я буду ремонтом заниматься, а ты сядешь чертить такую же, но попроще. Понял?
