Священник послушно шагнул к стене мимо лежавшего на полу Егора, прижался к ней спиной, раскинул руки. Глаза он закрыл, выставил широкую, с проседью, бороду. Шептал, молился про себя. Губы и борода шевелились.
Максим молча с заинтересованной улыбкой следил за происходящим.
М и ш к а (Шавлухину): Андрей, держи молоток! Пришпиль его к стене!
Андрюшка схватил стакан со стола, глотнул торопливо. Но не пошел в него самогон, отрыгнулся, полезло из Андрея все, чем он закусывал. Зажал он рот и выскочил в сенцы.
М и ш к а (протянув молоток насмешливому шустряку): Может, ты возьмешься?
Ш у с т р я к: Ты Бог, ты и твори.
М и ш к а: Трусы, слабаки! Смотрите сюда!
Он подошел к священнику, подставил ржавый гвоздь к его растопыренной, прижатой к стене ладони, размахнулся молотком и с плеча врезал по гвоздю. Кровь брызнула на белую стену.
Мишка успел стукнуть еще раз.
Егор рванулся, что есть сил, выдернул руку из утирки, вскочил, и даже не ударил, отшвырнул Чиркуна к суднику. Красноармейцы мгновенно насели на Егора сзади. Анохин крутился, бился, мотал их по прихожей, сбивая табуретки, лавки.
В В дом священника ворвались Николай, Игнат Алексеевич и другие мужики. Комната заполнилась людьми. Треснул револьверный выстрел. Шум, крики.
Егор поднялся с пола. Прихожая была забита кричащими, суетящимися мужиками. Из сеней тоже шум доносился, возня. Втащили пьяного Андрюшку. Мордастого красноармейца, Максима и Мишку тоже скрутили, связывали на полу. Плачущая навзрыд попадья поддерживала у стены бледного священника, а брат Егора, Николай, пытался вытащить гвоздь. Кровь текла из ладони. Наконец вырвал Николай гвоздь.
2 – о й к р е с т ь я н и н: Карасин несите! Рану промыть!
3 – и й к р е с т ь я н и н: И паутина нужна! Паутинки найдите на рану!
Стали промывать керосином рану, накладывать паутину, перевязывать чистой тряпкой. Шум стоял в комнате по-прежнему.
Матерились, угрожали расправой красноармейцы.
Командовал мужиками Трофим Булыгин, плечистый крепыш с русой, короткой бородой, с револьвером в руке, отобранным у Мишки.
Связанный Мишка лежал на боку возле судника. Увидев револьвер в руке Трофима, Анохин кинулся к нему, в одно мгновенье вырвал револьвер, оттолкнул мужика, заслонявшего Мишку, и выстрелил. Трофим Булыгин успел опомниться, ударил снизу по руке Егора. Пуля угодила в пустой горшок на суднике. Черепки посыпались на Мишку. Он крутнулся на полу, увидев Егора с револьвером, направленным на него, сбил связанными ногами помойное ведро с водой.
Мужики навалились на Анохина, отобрали револьвер.
И г н а т А л е к с е е в и ч (Егору): Ты чо, сбесился? А ну сядь! (Силой усадил он на лавку сына).
Е г о р: Я убью его… все равно убью его.
В комнате стало тихо, стали слышны слова батюшки, стоящего на коленях перед образами.
О т е ц А л е к с а н д р: Господь, твердыня моя и прибежище мое, избавитель мой! Ты испытал сердце мое, посетил мя ночью, искусил мя, и ничего не нашел; от мыслей моих не отступают уста мои…
Мужики крестились вместе со священником. Николай встал на колени позади него, опустились на пол и все мужики. Помолились они, воздали хвалу Господу.
Н и к о л а й (отцу Александру): Батюшка, что нам делать с арестованными.
О т е ц А л е к с а н д р: Бог им судья. Не уйдут они от суда праведного… Отпустить надоть.
Т р о ф и м Б у л ы г и н: От Божьего суда они не уйдут. Это так. Но и власть должна их дела оценить… Не надо отпускать. Запрем в сарае. А утром вызовем военкома из волости.
