«Может ты задашь вопрос насчёт Тольки, то я совсем никакого отношения к нему не имею и не хочу иметь…»
(«Толька?… Толька… Ах, Толька! Толька-художник!»)
Тольку прозвали художником за картины, которые он научился писать масляными красками самоучкой. Сначала он дарил эти картины просто так, потом стал продавать. Брали их у него охотно. Как же, почти настоящие! Сюжеты картин были простенькие: лебеди, олени, сирень. Пробовал Толька писать и портреты, но заказчики, увидев своё изображение, почему-то наотрез отказывались от работ, а некоторые ещё и ругались. Продав очередного «оленя» или «лебедя», Толька-художник устраивал гулянку. До полуночи из его квартиры неслись звуки патефона, громкие возгласы и женский смех.
(«Какие же отношения могли быть между этой Женей и Толькой? Если она моя одногодка, то он вдвое старше… Ах, вот кто эта Женя Куликова!..»)
Алексей вспомнил, как однажды, перед самым началом войны, зашёл к своему другу Юрке. У Юрки были гости.
– Толька жениться надумал. Смотрины. Вон эту… – Юрка показал глазами на розовощёкую девушку.
– Как яблочко! – наклонившись к Алексею, добавила Юркина мать. – Не для этого прохвоста Тольки!
Алексея удивило тогда, с каким отчуждением, даже враждебностью посматривала иногда Женя на своего жениха. Атмосфера была напряжённая, разговор никак не клеился и не мог перейти на самое главное, ради чего устраивалось это, как будто случайное, застолье: «ударить по рукам», договориться о свадьбе.
Юрка сунул Алексею гитару:
– Спой что-нибудь, а то сидим, как на поминках.
Алексей хотел отказаться, но, почему-то разозлившись на Тольку («Жених облезлый!»), стал петь, ухаживать за Женей, танцевать с ней под пластинки. Толька ревниво стрелял глазами и отворачивался. Когда Алексей собрался уходить, Женя на прощание протянула руку. Ладонь у неё была горячая, пожатие сильное.
«Может ты задашь вопрос насчёт Тольки, то я совсем никакого отношения к нему не имею и не хочу иметь», – перечитал ещё раз Алексей.
(«Видно, расстроились смотрины. Остался Толька при своих интересах!»)
«Но вот вроде всё пока, – дочитывал письмо Алексей. – До свидание. С приветом Женя, надеюсь не забыл, хотя мы с тобой не очень хорошо знакомы, кроме у тёти Вали, когда я была у них. Но ничего, надеюсь будем очень хорошо знакомы, и конечно это будет и от тебя зависеть.
Ещё раз до свидание.
Жду ответа, если напишешь».
«Обязательно отвечу! – подумал Алексей. – Обязательно!»
Он положил письмо в карман гимнастёрки, застегнул его, чтобы как-то случайно письмо не выпало, не потерялось.
Долго ещё Алексей сидел у железной бочки. Мысли кружились вокруг полученного письма, а потом вдруг, словно сама собой, начала сочиняться биография Женьки Куликовой.
«Живёт с матерью… Отца нет и не помнит его… На лицо Женька хоть и не очень привлекательна, но фигурка у неё стройная… Послушная, работящая… Толька недаром на неё глаз положил… Сначала она дала ему от ворот поворот… Мать начала уговаривать: «Останешься бобылихой! Не из чего выбирать, а ты ещё выбражаешь!» Женька сначала злилась: «Хочу, чтобы по любви!» А потом испугалась, что действительно останется бобылихой… Тольку, конечно, разрисовали перед ней: «Толковый. Интересно жить будешь. Ничего, что старше тебя – любить будет крепче! Хорошо зарабатывает: картинку намулевал, вот тебе и живая копейка! Поживёшь. Дети пойдут. А там и слюбится!..» Ночью, перед смотринами, Женька, наверное, не спала. «Как же так, – думала, – ведь есть же на свете любовь! Как-то находят люди друг друга по любви!»
