Мама, я научился курить. Как-то все курят, а я вроде бы и не солдат. Тренер по волейболу, конечно, отругал бы меня за это и выгнал из команды. Вернусь после войны и брошу.
Скорей бы на фронт! Но еще впереди присяга, дорога, и только потом фронт.
Мама, а помнишь рисунок в «Крокодиле», когда наступал 41 год? Там был нарисован маленький ребенок, а на груди у него лента с надписью «1941 год». Ребенок в испуге закрывает голову, а внизу подпись: «Джентльмены! Где здесь ближайшее бомбоубежище?» Кто знал, что в этом рисунке английский художник будет пророком и для нашей страны.
Извини, мам, заканчиваю. Надо бежать на занятия. До свидания. Целую тебя. Твой сын Александр».
Дочитав письмо, Валентина Михайловна подумала, что, возможно, Шурик уже на фронте и уже воюет. У нее потемнело в глазах и она зашептала:
– Сыночек мой, будь осторожен! Будь осторожен!
Третье письмо пришло в январе сорок второго. Было оно написано карандашом на обертках из-под пшеничного концентрата.
«Мама! Здравствуй! Вот я и на фронте. Уже две недели здесь. Ничего, понемногу привыкаю. Старшина говорит, что я заговоренный, что меня пуля не берет. Это точно. Три раза в бою побывал, а только шинель пробило в одном месте да слегка руку оцарапало. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!
Мам, а помнишь, как я ревел, когда мы переехали из барака в нашу теперешнюю квартиру? Жалко было обжитого места, представить себе не мог, как я жить буду в другом доме. Он мне казался чужим и враждебным. А теперь я с легкостью привыкаю к любой перемене. Здесь так любишь все живое! Даже смотреть, как качаются от ветра прутики кустарника, и то очень радостно. Иногда, правда, бывает грустно. Хорошо, что рядом с нами старшина. Рассказал сегодня смешной анекдот. Два фашиста врываются в одну хату и видят на стене портрет Пушкина. Тычут пальцами: «Коммунист? Коммунист?» «Нет, – отвечает хозяйка. – Поэт… Стихи сочинял… Пушкин, Пушкин». «Пушки?! Рус артилериер?!» Схватили портрет и давай его рвать в клочья… Узнали нашу артиллерию, наших «катюш». Боятся одного звука!
Мам, если сможешь, сходи в военкомат и спроси, нет ли у них наставления по пулемету ДШК-12,7. Хочу сделать прибор, чтобы определять расстояние до самолета. Вместе с наставлением вышли, пожалуйста, таблицы тригонометрических функций. Если удастся сделать прибор, попробую бить по фашистским самолетам.
Мой адрес: Полевая почта, ФЧ/1526, мотострелковый взвод, действующая Красная Армия. Дай этот адрес и Светланке.
Вчера ночью ходили в баню. Далеко пришлось топать по морозу, но вымылись хорошо. Жалко, заканчивается бумага, а больше нет. До свидания, мам! Не скучай! Целую тебя».
Больше писем не было. Ни писем, ни похоронки. Валентина Михайловна писала в разные инстанции, но кроме извещения «Ваш сын пропал без вести», которое пришло еще во время войны, о ее Шурике никто ничего не знал…
Умывшись, Валентина Михайловна надела темно-зеленое платье и села пить чай.
Пронзительно зазвонил будильник. Валентина Михайловна обернулась и сердито сказала:
– Проснулся?.. Самовар!..
Будильник, действительно, походил на маленький пузатый самовар с никелированной крышкой.
Попив чаю, убрав со стола, Валентина Михайловна прошла в прихожую и посмотрела на себя в зеркало. Взяв огрызок черного карандаша, чуть тронула им брови. Потом похлопала по щекам ваткой с пудрой и начала собираться. Каждый год 9 мая Валентина Михайловна ходила в парк Победы. Здесь проходили в этот день торжественные церемонии, собирались фронтовики. Валентина Михайловна ходила по парку, вслушивалась в разговоры, спрашивала у воевавших о Шурике. Кто-то посоветовал ей: «Вы увеличьте фотографию сына, приклейте к ней табличку с надписью: фамилия, имя, отчество сына, где служил. Может, кто и вспомнит глазами-то…»
