Валентина Сергеевна, явно смущенная неожиданным поцелуем, покраснела. Тут суть была не в прикосновении женских губ к женской щеке, а в том, что между «новодельной» частью района и более давней «старушачьей» была слишком большая – по тем временам огромная! – социальная разница. Общение жителей этих частей, казалось бы, единого целого, как правило, сводились к минимуму.
«Какая она все-таки невероятная и замечательная!..» – подумала Валентина Сергеевна.
Когда она ушла, к Елене Петровне приблизился милиционер. Свет фонаря делал его подполковничьи звезды на погонах более яркими и словно подчеркивал необычность появления в окраинном районе города довольно высокопоставленного милиционера.
– Два часа о какой-то ерунде болтали, – капризно пожаловался офицер. – Я устал.
– Ты бы лучше порядок в районе навел, – спокойно и немного высокомерно парировала Елена Петровна. – Проводишь меня до дома?
Все-таки заметив на лице милиционера недовольную гримасу, молодая женщина улыбнулась ему.
– Ну, не грусти, медведь!..
Тот почти мгновенно улыбнулся в ответ, причем его полное лицо расплылось как блинное тесто на сковородке посередине которой кто-то положил половинку картофелины, чтобы она выполняла роль носа.
Елена Петровна взяла милиционера под руку.
– Ну, так что ты скажешь о безобразиях в моем районе?
– Да ну их!.. – отмахнулся милицейский начальник. – Опостылело уже все хуже горькой редьки.
– Что именно? Рассказывай. Я люблю забавные истории. И учти, что смех красивой женщины почти равен невинному поцелую в нос.
Через пару минут они уже действительно смеялись и проблемы, связанные с «волчками» и «олешками» уже совсем не волновали Елену Петровну. Вечер был тих, прекрасен и даже немножко романтичен…
… А Валентина Сергеевна, мама Сашки, погибла через полгода в дорожной аварии. Грузовую машину занесло на скользкой февральской дороге, выбросило на тротуар и совершая свое страшное вращение вокруг вертикальной оси огромный кусок обезумевшего железа все-таки нашел свою жертву.
Сашке удалось увидеть маму в больнице примерно за сутки до ее смерти. Она не могла говорить и только жадно вглядывалась в лицо сына громадными, измученными болью глазами. В какой-то момент она попыталась поднять руку, чтобы прикоснуться то ли к его плечу, то ли к лицу, но не смогла. Валентина Сергеевна застонала и выгнула дугой непослушное тело протестуя уже не столько против смерти, сколько против своего бессилия…
Отец запил сразу после похорон. Если бы не младшая сестра Сашки, тринадцатилетняя Люда, в их доме наступила полная разруха. Именно Люда вмешивалась в ссоры отца и сына часто прекращая их отчаянным криком. Она варила обеды, стирала белье, гладила и убирала, одним словом – тащила дом. К удивлению девочки мужчины, хлебнувшие горя, вдруг оказались нравственно слабее шестиклассницы. В какой-то момент Сашке стало стыдно за себя и, наверное, именно это и помогло ему справиться с болью. Он перестал обращать внимание на пьянки отца, принимая их как неизбежное зло, все чаще помогал Людмиле по дому и вернулся к заброшенной учебе…
…В десятом классе Сашка влюбился в Леночку Берзину. Любовь была похожа на удар – Сашка вдруг сник, стал задумчивым и даже мрачным. Леночка была старше его на полтора года и крутила довольно шумный роман с бывшим одноклассником Жориком Ерохиным. Леночка и Жорик часто ссорились, но даже это обстоятельство не мешало им прилюдно целоваться на улице во время коротких перемирий. Потом снова наступал период взаимного неприятия, и Сашка видел на улице одинокую Леночку с гордо поднятым бледным лицом.
