– Раз ты его не видел, то подожди с суждениями. Он самый могучий борец, какого знала природа со времён Геракла, уверяю тебя, – насмешливо возразил один из братьев – Диадор – и подмигнул Гектору. – А что до возраста, посмотри на Праксидама – рискнул бы ты с ним сражаться?
Юноша – его звали Меарон, а прибыл он, как позже выяснилось, из Милета в Азии – окинул старого эгинца внимательным взглядом и промолчал.
– Как ни приятно сравнение, но до Милона мне далеко. Такие атлеты бывают раз в сто лет. У него пять побед на Олимпийских играх – не считая побед в Дельфах, Немее и на Истме у Коринфа.
– Подумаешь, – вмешался Клеант, не выдержав, – у нас в Спарте тоже были борцы, которые побеждали в Олимпии по пять раз.
– Неужели? Я таких не знаю, – произнёс второй брат по имени Финний. – Как их звали?
– Хетомикл побеждал пять раз, а его отец Гиппосфен – шесть раз, – невозмутимо ответил Клеант. – В Спарте есть храм Гиппосфена – так его почитают.
– Я про них не слышал. И когда это было?
– Когда в Афинах Драконт и Солон начинали устанавливать законы.
Гектор поражённо раскрыл рот, пытаясь выудить из воспоминаний хоть что-нибудь об упомянутых афинянах, но ничего не вспомнил, кроме того, что жили они где-то во времена его прадедушки и установили в Афинах новые законы.
Взрослые с удивлением уставились на юного спартанца.
– Неужели в Спарте всему этому учат? Я слышал, у вас многие даже читать не умеют, – казалось, Меарон не верит собственным ушам. – Откуда тебе всё это известно?
– Кто слушает, тот знает, – отрезал Клеант, и, вытащив откуда-то финик, демонстративно засунул его в рот. Спорить ему не хотелось, ведь он и сам частенько задавался вопросом: почему знания так мало значат на родине? Его способность вспомнить и соединить в единое целое события зачастую вызывала раздражение не только у его сверстников в Спарте, но и у взрослых, а попытки расспросить про жизнь в других странах натыкались на стену непонимания и, как правило, заканчивались наказанием. Но обсуждать это с чужаками он не собирался.
– А ведь мой отец рассказывал мне про Хетомикла, – вспомнил Праксидам. – Он действительно был очень силён. Хотя не всегда стоит судить лишь по внешности. Вроде бы в тот год, когда Хетомикл выиграл в последний раз, в кулачном бою среди юношей собирался участвовать один молодой самосец Пифагор. Так вот, его осмеяли зрители. Из-за длинных волос они решили, что он неженка, и исключили из состязаний. Но он оказался не так прост и рискнул соревноваться со взрослыми – и победил.
– Какой Пифагор? Философ из Самоса, который создал школу в Кротоне? Но ведь он ещё жив, как он мог победить в то время?
– Нет, то был другой человек.
– Философ Пифагор? Я слышал о нём. Кажется, Милон тоже из его школы.
– Верно.
– А что за школа? – поинтересовался Гектор.
– Про них мало известно. В их учении много странностей. Я слышал, они не едят бобов.
– Пифагорейцы считают главным в мире число и поклоняются ему как богу, – уверенно заявил милетянин. – Я знаю, поскольку Пифагор учился у мудрецов из Милета.
– Да, но нельзя сказать, что он – их ученик. Он предпочёл найти свой путь. Те философы изучали природу, а Пифагор познаёт мир с помощью числа. Для него число – точнее, единица – начало и причина сущего. Они считают, что душа человека бессмертна и изначально живёт на небесах, но потом время от времени она возрождается на земле в образе человека или животного, и её возвращение на небо зависит от умения жить правильно. У членов общества общая собственность и образ жизни. Впрочем, я мало про них знаю.
