Белое раскаленное солнце заполняло все вокруг своим светом, делая ярче краски и в то же время ослепляя. Они шли молча. Кратов боялся заговорить, потому что ему казалось, что все разрушится даже от малейшего звука. Этот хрупкий момент, этот мираж рассыплется на миллионы осколков, и не останется ничего, кроме ослепляющего света, разделяющего их.
Он шел и боялся посмотреть на нее, боялся рассеять волшебство момента. Увидеть ее печаль. Где-то позади раздался звонкий детский смех. Он оглянулся, но в белом мареве позади никого не было. Смех зазвенел снова уже с другой стороны. Кратов повернул голову, но источник звука так и не смог найти. Так повторилось еще несколько раз. Казалось, что кто-то решил сыграть с ним злую шутку. Наконец женщина нарушила молчание.
– Ты только возвращайся. Мы будем ждать тебя.
Она повернулась и посмотрела на него, но он так и не смог поднять взгляд. Неожиданно его захлестнуло чувство вины, будто он упустил что-то важное. Будто он знал, что не выполнит свое обещание. Он знал, что на этом все закончится. Кратов не смог ничего ей ответить. В растворяющемся в белом свете мираже он услышал последние слова: “Береги себя”.
Свет плавно отступил, позволяя проявиться очертаниям знакомой комнаты. Ясер еще дремал возле входа. Его впалая грудь равномерно вздымалась и опадала в такт дыханию. Лицо выражало полнейшую безмятежность. Казалось, что только его на всей этой станции каждую ночь не донимают кошмары. Казалось, что только этот счастливец может с такой беззаботностью погружаться в глубины сна и наслаждаться им.
Кратов был не единственным, кто проснулся в такую рань. За входом маячил силуэт Гэрриоуна, делавшего гимнастику. Тяжелое дыхание его говорило о том, что организм, истощенный болезнью (болезнью ли?), с трудом восстанавливает форму.
Спустя несколько минут сосед вернулся и бесцеремонно переступил через спящего в проходе Ясера, даже не взглянув на него. На суровом лице и лысине блестели капли пота. Он встретился взглядом с Кратовым и коротко кивнул ему в знак приветствия. Гэрриоун сел, поджав под себя ноги и, оперевшись на стену спиной, закрыл глаза, застыв в подобии медитации.
Не смея нарушить тишину, Кратов сидел на полу, погруженный в свои размышления, пока не настало время пробуждения. Ясер не спеша поднялся на ноги и потянулся. Следом Гэрриоун открыл глаза, выходя из своего транса, и бросил хмурый взгляд на проснувшегося соседа.
Дальше день встал на рельсы своего обычного расписания. Кратов, потрясенный событиями минувшей ночи, никак не мог избавиться от оставленных ею образов.
Работники станции возвращались на первый перерыв, когда взгляд его упал на закрытую дверь в конце помещения.
– Как ты назвал ту штуку, которая находится за той дверью? – Кратов кивнул в сторону противоположной стены, обращаясь к Ясеру.
– А? – встрепенулся тот, отрываясь от собственных мыслей. Проследив за взглядом товарища, он нахмурился, – я назвал ее Машиной.
Он посмотрел на Кратова с явной мольбой. Очевидно, ему не хотелось продолжать этот разговор и вообще поднимать эту тему. Ясер не желал знать о размышлениях Кратова по поводу того, что находится за этой дверью. Всем своим видом он показывал, что не хочет слышать об этом ни единого слова.
Казалось, что они запустили какую-то реакцию, о которой известно только ему и больше никому. Реакцию, которая приведет к последствиям, которых он не хочет допустить. Несмотря на это, Кратов задумчиво продолжил:
