Остальные были Арундел, Уорт, Эшдаун, Уотердаун, Дэллингтон и Лес Святого Леонарда, и когда-то все семь, за исключением Арундела, были одним великим лесом площадью в три с половиной тысячи квадратных миль, который, согласно англосаксонским хроникам, простирался от Кента до Гэмпшира. Олени паслись там, и в чащах водились дикие кабаны.
Небольшая сохранившаяся часть этого леса – заросли дуба, ясеня, каштана, березы и калины – занимала южную окраину частного владения. Его хозяева насадили свой бор там, где до начала тридцатых были зеленые лужайки с елями, кедрами и редкими веллингтониями, да в пол-акра островок естественной поросли. Дороги к дому – одна не более чем узкая грунтовая колея – вьются через молодой зрелый лес, между крутых откосов, сквозь заросли рододендронов, местами в тени вековечных гигантов. Там скачут белки, иногда можно заметить мелькнувшую среди стволов лань. Изредка встретишь тетерева, порхают провансальские славки, а на зиму прилетают полевые луни. В конце весны, когда зацветают рододендроны, вереницы ярко-розовых цветущих деревьев плывут в зеленой дымке распускающейся буковой листвы. И поют соловьи. В марте леса стоят еще темные, но жизнь уже пробуждается в деревьях, а земля под ногами – огненно-золотая от буковых орешков. Буковые сучья блестят, будто кора прошита серебряной нитью.
Только ночью здесь тьма и безмолвие, глубокое молчание наполняет леса, пугающая тишина.
Владение не обнесено оградой, но на границах поставлено несколько высоких, в пять перекладин, ворот из красного кедра. По большей части, впрочем, сквозь них ведут тропы, проходимые только для пешехода, но есть главные ворота на дороге, что отходит на север от шоссе Б-2428, соединяющего Кингсмаркэм с Кэмбери-Эшз. Там установлен знак – простая табличка с надписью “Танкред-Хаус. Частная дорога. Пожалуйста, закрывайте ворота”.
Ворота должны стоять закрытыми, хотя чтобы открыть их, не нужно ни ключа, ни кода – вообще ничего. Вечером того вторника, 11 марта, в 20.51 ворота были закрыты. Сержант Вайн вышел из машины и отворил их сам, хотя по званию был старше едва ли не всех детективов, направлявшихся в двух машинах к месту преступления. В Кингсмаркэм он прибыл на место погибшего Мартина.
Третьей в колонне шла карета “скорой помощи”. Вайн пропустил всех и затворил ворота. Ехать быстро было невозможно, но здесь, на частной дороге, Пембертон старался вести как можно быстрее. Дорога, как они узнали потом, каждый день проезжая по ней, звалась главным проездом. Было темно, солнце село два часа назад. Последний фонарь остался в ста ярдах позади, на шоссе Б-2428, у ворот поместья. Полагались только на фары, в свете которых виднелся туман, текший между деревьями мглистыми зеленоватыми лентами.
Если кто-то смотрел на них из лесу, то и в лучах фар он оставался невидим. Древесные стволы вставали рядами серых колонн, окутанных дымкой. А за ними – непроглядная чернота.
Никто не произнес ни слова с тех пор, как Барри Вайн сказал, что выйдет открыть ворота. Молчал и инспектор Бёрден. Он пытался не гадать о том, что их ждет в Танкред-Хаусе, говоря себе, что заглядывать вперед бесполезно. Пембертону сказать было нечего, да он и не счел бы уместным первым затевать разговор. В следующей машине ехали шофер Джерри Хайнд, эксперт-криминалист по имени Арчболд с фотографом Милсомом и одна женщина – констебль Карен Малэхайд.
