Но муж на провокацию в виде ее дымящейся сигареты и отсутствия на столе ужина не повелся. И что самое обидное, даже как бы не заметил. Сухо произнес: «Я ужинать не буду. Устал. Пойду лягу», рассеянно поцеловал в щеку и ушел в комнату. Даже не поморщился от табачного дыма, хотя терпеть его не мог. Скотина. И пока Инга выходила из ступора, докуривая до фильтра, допивала вино и собиралась с мыслями, он уже улегся на диван. НА ДИВАН!!! Отвернулся лицом к стене и изобразил давно спящего человека.
Инге хватило остатков трезвого мозга, чтобы понять: мужа что-то расстроило и сейчас его лучше не трогать. Она вернулась на балкон, к недопитой бутылке и сигаретам, и под свет уличных фонарей жалела себя еще часа полтора, пока не выкурила всю пачку. Поднялась, влила в себя последний глоток вина и пошла на кухню.
Только зайдя в тепло, она поняла, что замерзла, пьяна и ее подташнивает от такого количества сигарет. Кое-как добралась до кровати и упала, не разбирая постели и не снимая халата, завернулась в покрывало. Попыталась не обращать внимания на крутящийся потолок и уснуть, и ей это быстро удалось.
Дождь в лесу почти не ощущался. Только крупные капли срывались с ветвей и с гулкими шлепками падали на усыпанную хвоей землю. Очень неприятное ощущение, когда такая капля падала на голову или, и того хуже, за шиворот куртки. Но мальчику, который не должен был находиться здесь, было уже все равно. Он шел умирать. И самое страшное – он четко это осознавал. Он впервые пришел в себя с той ночи, когда, внезапно проснувшись, открыл глаза и увидел перед своим лицом шевелящийся ужас. Почему он тогда не закричал, непонятно. Может, если бы у него была в запасе хоть пара секунд, он осознал бы реальность происходящего и заорал во весь голос. Но времени ему не оставили. Ласковое, почти бархатное прикосновение к губам оборвало все чувства и погрузило в спасительную темноту.
Утром он почти не помнил ночного происшествия. Только момент, когда он открыл глаза и пережил короткий миг страха, иногда возвращался во сне, а может, это были и не сны. Но это неважно, ведь потом было хорошо и спокойно. И со временем страх стал забываться, уходить, пока не исчез окончательно, спрятался где-то в глубине. Вот только с телом начало твориться что-то непонятное. Оно перестало его слушаться, как прежде, думать не хотелось совершенно, а потом стало и не о чем. Появилось повышенное слюноотделение, он сначала сглатывал слюну, а потом ему стало все равно – пусть течет. Доктор в белом халате быстро его осмотрел, очень быстро. Хороший доктор. Добрый. Молчаливый.
Прошлым вечером ему пришлось уйти из игровой комнаты, чтобы посмотреть на нового преподавателя. Зачем, он не знал: надо – значит, надо. И он все сделал: пришел, посмотрел и даже прикоснулся. Все, как она приказала. А теперь шел умирать. И это знание вложила в голову тоже она, вместе со страхом, страхом смерти. Милосерднее было бы оставить его в том состоянии, в котором он пребывал последний месяц. Но нет, она любила мясо, приправленное страхом. И поэтому сделала ему последний подарок: он осознал свою скорую смерть.
Он всхлипнул, попытался поднять руку и задержаться за ветки. Хотя бы на мгновение остановиться! Может, получится повернуть назад. Нет. Возможность управлять телом у него забрали. Оставили только возможность чувствовать страх. Он хотел закричать, но не смог. Впереди что-то шевельнулось. Она ждет. Шум ветра в ветвях деревьев, неравномерная дробь капель. Он шел умирать.
