Вера задумалась.
– Ты купишь мне платье?
– Нет, деньги дам. Откуда я знаю, какое тебе нужно. И не только платье – вообще, прикупи там все, что нужно. Объедем мужа на хромой козе.
Последовала долгая пауза.
– Ладно. Я отдам, если начну зарабатывать. Когда начну.
– Пожалуйста, если хочешь.
– Хочу. Я и так в загадочном положении. Никак не пойму, за кого саму себя принять.
– Считай себя свободной женщиной.
– Звучит двусмысленно.
– Тут уж точно – пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает.
– А еще я не пойму, за кого принять тебя.
– Меня? В каком смысле?
– В самом прямом. Ты кто?
– Здрасьте, приехали. Знакомились уже.
– Нет, я в другом смысле – что ты такое?
Воронцов долго, молча и пристально смотрел на Веру.
– Никогда в жизни не отвечал на подобные вопросы. И понятия не имею, как на них отвечать.
– Очень легкий вопрос.
– Ну конечно! А сама можешь на него ответить?
– Запросто. Я – неудачница. Мужчины выбрасывают меня за ненадобностью после использования, и я уныло бреду к следующему. Просвета пока не видно.
– Но твой муж не хочет с тобой расставаться, ты сама ушла.
– Он не только со мной не хочет расставаться, в этом и проблема. Состоять в гареме я не желаю, а ему приспичило завести гарем. По-твоему, что мне еще оставалось?
– Тем не менее, он тебя не бросал.
– Не обязательно сказать прямым текстом «пошла вон», можно так себя повести, чтобы женщина ушла – разницы, в сущности, никакой.
– А Петькин отец, а этот хозяин квартиры, который тебе прохода не давал? Они тоже тебя бросили или сделали так, чтобы ты сама ушла?
– Ты к чему клонишь?
– Мне кажется, ты – роковая женщина. Но сама себе боишься признаться в этом. Наоборот, даже воображаешь себя жертвой.
– Часто ты встречал бездомных роковых женщин? Вот если бы все мои бывшие один за другим оказывались бездомными, а я получала их квартиры, тогда бы я с тобой согласилась.
Междугородний телефонный звонок прервал дискуссию, и Воронцов снял трубку с висящего рядом на стене аппарата. В динамике раздраженный мужской голос потребовал к телефону Веру, в ответ Воронцов попытался выяснить личность звонящего, а тот стал грязно ругаться.
– Послушайте, хватит ругаться, – попробовал прервать агрессора самочинный переговорщик, но не добился успеха и после долгой паузы пообещал повесить трубку.
– Я хозяин квартиры, она должна мне деньги, – сообщил голос с легкой хрипотцой.
– А где вы взяли этот номер? – искренне поинтересовался Воронцов.
– Какая вам разница? Ее муж сказал.
– Муж? А у вас не возникло мысли слупить деньги с мужа?
– Я ей квартиру сдавал, а не мужу!
Переговорщик отвернулся от трубки, прикрыл ее рукой и сообщил Вере суть происходящего. Она пожала плечами, с прежним безразличным выражением лица отобрала у Воронцова трубку и произнесла очень спокойным, ровным голосом:
– Я ничего вам не должна.
Ответ она слушала долго и внимательно, не прерывая звонящего, затем продолжила:
– Сообщайте, куда хотите и о чем хотите. Денег я вам не должна и ничего не воровала.
Последовал новый отрезок времени, выглядевший со стороны паузой, но в действительности являвшийся внешним проявлением неслышного, но отчаянного психологического поединка. Затем Вера заговорила вновь:
– Хорошо, приезжайте. Ничего нового от меня не услышите. На все ваши предложения я уже неоднократно ответила со всей определенностью.
Диалог продолжался в такой односторонней форме довольно долгое время и успел утомить Воронцова. Он с позиции наполовину глухого человека понимал только очевидные вещи: Вера холодна, полна отвращения и презрения и горит желанием довести до собеседника все свои отталкивающие эмоции. Иногда казалось – она обсуждает с ветеринаром кастрацию ненавистного соседского кота. Вопрос какого-либо рода неплатежей не всплыл ни разу за все время разговора, зато раз за разом выскакивали из речи отдельные словечки, имеющие отношение вовсе не к финансам, а к великому делу продолжения рода человеческого. Вера постепенно приближалась к пределам допустимого приличия, затем легко и даже в некоторой степени воздушно преодолела их, чем озадачила Воронцова не меньше, чем в день знакомства. Теперь усердному слушателю мерещилось, будто он слышит из динамика доносящийся за тысячи километров мат. Когда мастерица убалтывания с издевательскими интонациями отозвалась, судя по всему, на угрозу физической расправы, домохозяин даже задумался, не пора ли вмешаться. Возможно, яростный владелец далекого челябинского жилища, вступивший в заочное противоборство со своим московским коллегой, изливал бы горячечные мысли и дальше, но Вера встала и сама повесила трубку.
