Христос, очеловеченный в романах и поэмах, имеющий чувства и слабости, стал для неё притягательным, но недостижимым, как возлюбленный, с которым не суждено быть вместе, и это было самое сердечное чувство в её «вере». Сама же вера быстро разбилась о логические доводы, раздражение от церковных треб и несправедливость, творящуюся от имени Создателя.
Потом пошло изучение эзотерических трудов, популярной психологии, восточных учений и прочего модного мусора, который под флагом «познай себя» валил из всех соцсетей, книжных магазинов и интеллектуальных разговоров с одногруппниками. Но Ане не давала покоя лишь одна мысль: неужели духовность может быть только религиозной? Разве нельзя жить в гармонии с миром и самой собой, делать что-то хорошее, не веруя в Бога?
Поэтому сейчас, оказавшись беспомощной и раздавленной страхом, она вдруг поняла, что не верит ни в чудо, ни в спасателей, ни в собак с вертолётами. Только одно лицо стояло перед ней, и Аня тихо позвала: «Дима…»
* * *
Она вздрогнула и очнулась. Вокруг стояла чернота. Было холодно и сыро. Конечности затекли, ушибленные плечо и колени противно ныли. Желудок свело от голода, а язык, казалось, распух от жажды. Но что вырвало её из зыбкого забытья?
Там, наверху, послышался шорох травы. Аня напряглась. Человек это или зверь? Стоит ли закричать или, наоборот, затаиться?
– Эй! Я здесь!!!
Но звук её голоса почти не потревожил ночной тишины. А шорохи больше не повторялись.
Аня вглядывалась в кусочек ночного неба над головой, её тело сотрясала мелкая дрожь. «Надо дождаться утра, – велела себе девушка. – Тогда будет роса». Она попыталась размяться, чтобы разогнать кровь и согреться. Но голова быстро закружилась.
– Не хочу. Ничего не хочу. К чёрту…
Но она хотела. Многого, может быть, даже слишком многого. Могла же Аня пока только одно: думать и вспоминать.
Однажды в студенчестве они с компанией одногруппников отмечали Восьмое марта. В тесную, тёмную и обшарпанную комнату общаги набилось человек десять, в том числе они с Валеркой – парнем, с которым Аня тогда встречалась. Сначала они выпили несколько бутылок шампанского, потом откуда-то появился ящик дешёвого пива, а через несколько часов кто-то сгонял за водкой.
В комнате шумела музыка и голоса. Бесконечно хлопала незакрывающаяся балконная дверь, через которую внутрь врывался холодный воздух вперемешку с сигаретным дымом. Кто-то входил и выходил. Появлялись новые лица. Все смеялись и пытались танцевать. И туалет был постоянно занят.
К концу вечера у Ани разболелась голова и она поссорилась с Валеркой. Начала собираться домой, а он хотел остаться. Валерка закрыл собой дверь, с трудом фокусируя пьяный взгляд на Ане.
– Не пущу! И ключи не дам.
Сегодня Аня планировала переночевать у него. И что же, ей теперь на улицу идти?
– Ну, пожалуйста, пойдём домой, хорошо же погуляли? – жалобно протянула она.
Когда Валерка не сдался на уговоры и слёзные просьбы, Аня обиделась, тихо собрала вещи и выскользнула за дверь.
На улице было около нуля градусов, но к ночи похолодало и поднялся ветер. На такси денег не было, и Ане пришлось позвонить подруге, которая жила недалеко от университета, чтобы напроситься на постой. Нужно было идти пешком через заснеженный чёрно-белый лес. Дорогу Аня знала неплохо, да и идти было не так уж далеко – час максимум. Но в этот раз она сбилась с пути.
Озираясь по сторонам, ища заметённую тропинку, Аня периодически поднимала глаза к небу, глядя, как над головой стонут и клонятся на ветру высоченные тёмные сосны. Короткий пуховик уже не спасал от холода, а слёзы на щеках неприятно кололи кожу. «Это конец: я замёрзну здесь насмерть», – решила она. Никогда в жизни ей не было так страшно.
