Из-за распахнутой дверцы шкафа медленно вышел Наум, с трудом переставляя лапы. Может, отвезти его к маме? Там о нем точно позаботятся лучше, чем здесь…
– Вера!
– Да, мам. Скоро. Я скоро вернусь. Пока.
Я повесила трубку и накинулась на Лестера:
– Что ты наплел моей маме? – Я хотела встать, но стукнулась об полку над головой. – Какая еще стажировка в Америке?!
Лестер поправил на коленях свой пижамный костюм и спокойно посмотрел на меня своими слепыми глазами.
– А что я должен был ей сказать? Что ее дочь выдумала себе возлюбленного, оживила его и исчезла, соединившись с ним на веки вечные? А нет, подожди. Что он убил человека, а потом она это сделала?
– Зачем ты вообще полез к маме?!
Клянусь, не будь он таким беспомощным, я бы ему врезала.
Лестер неторопливо поднялся и с изяществом оскорбленной фрейлины отвернулся к распахнутому окну. Небо набухло грозовыми тучами, и на кухне окончательно потемнело.
– В нашу последнюю встречу, если помнишь, – он сделал многозначительную паузу, как будто давал мне время раскаяться, – ты сама просила меня позаботиться о тех, кто тебе дорог. Я наивно полагал, что мама принадлежит к их числу.
Обвинения застряли в горле. Он заботился о маме все это время? Может, он знает, где похоронили Костю? Я уже открыла рот, но Лестер вдруг спросил:
– Так где был телефон?
– Что?
– Телефон. Ты искала его в шкафу.
Я поняла, что все еще сижу на нижней полке.
– Там и был.
– А-а, – протянул он. – Забавная старушка.
– Какая?
– Старенькая такая. Седая. Которая здесь жила.
Не успел он произнести последнее слово, как квартиру сотряс гром такой оглушительной силы, что у меня заложило уши. Небо разломили косые линии. Несколько мгновений я не видела ничего, кроме ослепительно-белого света. Из раскрытого окна подул влажный ветер, неся первые брызги. Вскоре дождь полил стеной. Мое мокрое от пота платье за секунду стало отвратительно холодным.
– Я чувствую запах старой женщины. Это все ее вещи? – спросил Лестер.
– Вот ты нашел время!
Я хотела подняться и закрыть окно, но Наум вцепился мне в ногу когтями.
– Твою ж!.. Наум!
Новый раскат грома сотряс кухню. В метре от меня с жалобным треском рухнули кастрюли, в ряд висевшие над плитой. От ветра захлопали дверцы шкафчиков. Я сама не заметила, как вцепилась одной рукой в другую. На коже стал явственно ощущаться чей-то взгляд.
– Если это твои шутки, лучше прекрати! – бросила я Лестеру, перекрикивая ветер.
Но он даже не обернулся – все вглядывался со своей кушетки в бушующее небо.
– Подведи меня к окну.
Дверца шкафа, в котором я сидела, едва не хлопнула меня по лицу. Я отцепила от себя испуганного кота, поднялась и взяла Лестера за узкую ладонь, увлекая за собой.
Хотела закрыть окно, но Лестер меня остановил:
– Оставь так.
– Нас зальет.
– Оставь.
Он подошел вплотную к разбухшей от влажности раме и прислушался, подставив лицо косым струям. Я ждала рядом, сама не зная чего. Квартира вдруг показалась мне враждебной. Неизвестный взгляд давил в спину, что-то хлопало и бесновалось на кухне, а я лишь крутила на пальце оловянное кольцо, прощальный подарок Эдгара, и повторяла себе: после всего, сотворенного мною, ни одна старушка мне не страшна. Даже мертвая.
– Я чувствую борьбу, – наконец сказал Лестер. Лицо, волосы, рубашка его были мокрые, но он как будто не замечал этого.
Я глубоко вздохнула.
– Знаешь, когда шутишь, ты нравишься мне больше.
