Я шёл за ней до самого их дома. Перед подъездом, где они жили, её встретил мужчина, похожий на бездомного: лицо грязное, волосы взъерошены, поношенное порванное пальто, а в руках бутылка. Увидев его, она расплакалась, и они вдвоем зашли в подъезд. Только тогда я понял, что это был её отец, которого в последний раз я видел летом, когда его поколотил мой отец.
С тяжёлым сердцем я вернулся домой, где все члены семьи сидели перед телевизором и смотрели какое-то партийное мероприятие, на котором выступал мой отец. Он сидел тут же на диване, довольный, наслаждаясь происходящим на экране, точнее, любуясь собой. В руках у него была газета, где была напечатана его фотография с таким же надменным видом, как и в телевизоре.
– Ты принёс молоко? – спросила мама.
Я молча отдал ей сумку.
– А хлеба не было? – спросила она.
Я покачал головой.
– В магазине прилавки с молоком и хлебом постоянно пустые, а когда привозят, то большие очереди, – проговорила мама, глядя на отца. – Ты можешь что-нибудь с этим сделать?
Отец перевёл взгляд с телевизора на мать. Смотрел на неё некоторое время с таким выражением лица, как будто смотрел на стену, а потом, пожав плечами, снова переключил всё свое внимание на экран телевизора.
В этот момент впервые в жизни мне захотелось его ударить.
Теперь уже стою за хлебом не только я, а половина моего района. Очередь стоит, не движется, так как хлеба в магазине нет, ждём подвоза. Я пришел в магазин к восьми утра, но там уже была порядочная очередь. Заняв место, я простоял до самого обеда, пока не настало время идти в школу. Побежал за сестрой, попросил рядом стоящих подержать моё место, хорошо, что живём рядом: привёл сестру и поставил в очередь, сам договорился с матерью чтобы, она сменила сестру через пару часов, если она не вернётся раньше. В надежде, что хлеб привезут, я ушёл в школу. Вернувшись, я не застал домашних дома и опять пошел к магазину. Вся площадь перед магазином была заполнена людьми, их стало в пять раз больше. С большим трудом я нашёл своих, отправил женщин домой, а сам остался.
Уже смеркается, мы всё ещё ждём. Около девяти вечера появился грузовик, на боку которого большими буквами написано «ХЛЕБ». Сигналя, он расталкивает толпу, пробираясь к магазину. Я никогда ещё в своей маленькой жизни так не радовался. Приезд грузовика с хлебом, который каких-то пару дней назад никем не был бы замечен, теперь встречают чуть ли не овациями.
Жизнь в стране меняется не в лучшую сторону, даже я начинаю это понимать. Люди стали какими-то злыми и серыми, на улице появилась много пьяниц. Отец тоже всё время пьёт, соседские мужики не отстают от него. Возле магазина наряду с жёлтыми бочками, которые теперь заброшены по причине не сезона, появилась третья, она серого цвета и в два раза больше, на ней нет никакой надписи. Теперь возле неё постоянно кучкуются мужики со всего района, и молодые и старые, с самого утра они держат там смену. Население разделилось на две группы: одна часть людей утром стоят перед магазином, ожидая его открытия в надежде урвать хоть каких-нибудь продуктов, которые могли появится в нём за ночь, и другая часть, в похмелье ожидающая открытия серой цистерны. Часто отцы семейств стоят в очереди к бочке, а их семьи стоят за продуктами. Дети зовут отцов, но те их не слышат, они хотят забыться.
Мама сказала, что в серой бочке «портвейн», нечто наподобие водки, которую любят пить взрослые.
