Если я, например, произношу фразу: «Всякий, кто не говорит по-китайски, лжет», – то противоречу себе же, поскольку сам произношу эту фразу не по-китайски. Если я говорю: «Истинно только то, что может быть обосновано научным методом», – я впадаю в аналогичное противоречие, поскольку само это утверждение не может быть обосновано научным методом.
Во-вторых, существует множество утверждений о реальности, которые в принципе не могут быть обоснованы научным методом, но это не мешает им быть как осмысленными, так и истинными. Это, например:
Утверждения нравственного характера. Тезис «убивать младенцев дурно» невозможно обосновать научным методом. Вы не можете поставить эксперимент и по его результатам определить, дурно это или нет. Выступления атеистических публицистов часто полны нравственного негодования, они резко порицают религиозных людей. Но тезис «люди должны поступать определенным образом и достойны порицания, если не поступают» невозможно обосновать научным методом.
Утверждения эстетического характера. Например, тезис «O Magnum Misterium Томаса Виктории – великое музыкальное произведение» не может быть обоснован научным методом.
Утверждения, касающиеся личных отношений. «Иван любит Марию» или «Петр – мой старый, надежный друг» – несомненно, осмысленные высказывания, истинность которых очень важна для лиц, о которых в них идет речь, но они не могут быть обоснованы научным методом. Вы не можете ставить экспериментов над близкими людьми, иначе вы их потеряете.
В-третьих, сам научный метод требует веры в ряд предпосылок, которые не могут быть обоснованы в его собственных рамках.
В частности, он требует веры в рациональную упорядоченность мироздания. Как сказал Альберт Эйнштейн, (которого нельзя назвать верующим в традиционном смысле), «наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берет начало из области религии. Оттуда же – вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего ученого без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии – хрома, а религия без науки – слепа». Вера в то, что мир упорядочен и постижим для разума – предварительное условия для развития науки; как замечает Клайв Стейплз Льюис, «люди верили в законы природы потому, что верили в Законодателя». Ожидать такой постижимой упорядоченности в мире без Создателя не было бы никаких оснований. Как заметил тот же Эйнштейн, «самое непостижимое во вселенной – это ее постижимость».
Одно из проявлений этого – то, что математик Евгений Вигнер назвал «непостижимой эффективностью математики». В работе, вышедшей в 1960 году, Вигнер обратил внимание на то, что многие математические построения первоначально были чистой игрой ума, абстракцией, не имевшей никакого отношения к практике. Однако со временем оказалось, что эти математические инструменты удивительно хорошо описывают физический мир. Мир, оказывается, имеет математическую структуру. Как пишет Вигнер, «невероятная эффективность математики в естественных науках есть нечто граничащее с мистикой, ибо никакого рационального объяснения этому факту нет». Существование законов природы и способность человеческого мышления раскрывать их, по словам этого ученого, – необъяснимое чудо. «Чудесная загадка соответствия математического языка законам физики является удивительным даром, который мы не в состоянии понять и которого мы, возможно, недостойны, – замечает Вигнер. – Мы должны испытывать чувство благодарности за этот дар».
