Почему не гаснут советские «звезды» - страница 29

Мы убеждены, например, что реабилитация Сталина вызвала бы большое волнение среди интеллигенции и серьезно осложнила бы настроения в среде нашей молодежи. Как и вся советская общественность, мы обеспокоены за молодежь…»

Против реабилитации Сталина и в самом деле выступала значительная часть советской интеллигенции, но только либеральная ее часть. Что касается молодежи, то среди нее на стороне авторов письма выступал опять же незначительный процент – лишь студенты ряда столичных вузов, в том числе и ВГИКа, который за последние годы превратился чуть ли не в рассадник диссидентства. Среди его студентов стало хорошим тоном на чем свет стоит костерить советскую власть и проклинать пресловутый социалистический реализм с его партийностью. О том, какие нравы царили в те годы в главной кузнице кинематографических кадров, лучше послушать очевидцев. Например, известную киноактрису Екатерину Васильеву, которая училась во ВГИКе аккурат в то самое время – с 1963 по 1967 год:

«Мы жили вне страны, вне России, мы, московская золотая молодежь (Васильева была дочерью известного писателя Сергея Васильева. – Ф.Р.), никакого отношения к стране и к истинному потоку времени не имели. Вообще ни к какой истине.

Это было все сплошное уродство, это была помойка, на которой мы воспитывались, считая, что мы находимся в самом лучшем, в самом центральном положении. «Современник» начался, «Таганка», я поступила во ВГИК с лету, Антониони, Феллини, то есть все уши, все глаза были на Западе. Это была земля обетованная там…

Мы, конечно, не хотели слышать ни о партии, ни о комсомоле. Но нам как бы подсовывали все. А вот эта диссидентская волна выдавалась как бы за самое важное дело, как борьба с режимом…

И даже, когда я шла в артистки, я думала, что, помимо того, что я была явно одаренная к ремеслу, я еще смогу на базе «Современника» сказать что-то против власти, у меня уже было много знакомых к тому времени поэтов, писателей, которые были тоже против власти.

Я хотела со временем влиться в это диссидентское движение. Но вот Бог миловал, я не попала в эту компанию, я просто стала артисткой…»

Конечно, нельзя сказать, что весь ВГИК был «помойкой», однако значительная часть его студентов к середине 60-х был враждебно настроена к советской власти, переняв эту враждебность либо у своих преподавателей, либо у коллег из других творческих вузов. И вот именно эта молодежь приняла новый брежневский курс в штыки. Кстати, среди подписантов «письма 25-ти» ни одного представителя этой самой молодежи не было, если не считать таковыми 38-летнего Олега Ефремова, 40-летних Иннокентия Смоктуновского и Майю Плисецкую. Остальные подписанты в большинстве своем перешагнули 50-летний рубеж, а некоторые недавно справили 70-летие.

Несмотря на то что письмо достигло нужного адресата, однако никакого воздействия на него не оказало: тогда Брежневу хватило ума не слушать либералов.

Между тем державный курс брежневского руководства родил на свет одно из грандиознейших произведений советского кинематографа – эпопею Юрия Озерова «Освобождение». Этот фильм был сродни другой великой кионоэпопее – «Война и мир» Сергея Бондарчука, – но в ряде компонентов превосходил ее, например, по количеству серий: у Бондарчука их было четыре (7 часов 10 минут), у Озерова на одну больше (8 часов). Однако побудительный мотив для появления этих фильмов был один: возрождение патриотизма в советском обществе. Только Бондарчук апеллировал к событиям войны 1812 года, а Озеров – к Великой Отечественной. Последней в те годы вообще уделялось много внимания. Например, к 20-летию Победы власти провели сразу несколько мероприятий, сосредоточив на этом событии весь потенциал своего пропагандистского аппарата: открыли мемориал Неизвестного солдата у Кремлевской стены и присвоили звание крепости-героя Брестской крепости с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».