Однажды Гленн прибыл ко мне в состоянии гнева и не мог дождаться начала занятий. Там его прорвало:
«Хэрриет начала кричать на меня в пятницу днем и сказала, что собирается уйти от меня. Затем она уехала с сыном на все выходные. Она по-настоящему обидела меня. Поэтому я решил тоже ее обидеть, и я хотел найти что-то важное для нее, чтобы показать ей, каково это. Она работала неделю над бумагами для колледжа и собиралась подать их в понедельник. Она оставила их на шкафу, как нарочно. Так я разодрал их в клочки, затем я изрезал пачку фотографий, где мы втроем, и сложил все аккуратной стопкой на ее кровати, приготовив ей встречу. Я думаю, это ее чему-то научит».
Гленн был удивительно честен, вероятно, потому, что считал свои действия абсолютно оправданными. Он верил в свое право контролировать действия жены. Он ожидал, что его слово должно быть последним. И он не терпел неповиновения. Он считал, что вправе наказывать Хэрриет самым суровым способом, какой мог выдумать, если она предпринимала шаги, чтобы вернуть себе власть над собственной жизнью. Он гордо говорил о том, как «позволял» ей различные свободы, когда они были вместе, будто он был ее отцом и защищал свое право лишать ее привилегий.
Контроль имеет различные формы. Некоторые мои клиенты были исключительно контролирующими, настолько, что могли бы стать военачальниками. Рассел, например, пошел так далеко, что заставлял своих детей заниматься физкультурой каждое утро перед школой. Его жене не позволялось разговаривать ни с кем без его разрешения, а утром он отсылал ее переодеваться, если не одобрял ее выбора. За обедом он откидывался на спинку стула и, как ресторанный критик, комментировал достоинства и недостатки ее стряпни и периодически отправлял ее на кухню принести что-нибудь для детей, будто она была официанткой.
Стиль Рассела, однако, находится на одном конце диапазона контролирующего поведения. Большинство моих клиентов не пытались управлять всем, а предпочитали застолбить определенную площадь контроля. Один любой ценой готов был одержать победу в финансовой сфере, но совершенно не обращал внимания на одежду партнерши. Другой мог позволить жене спорить с ним по поводу детей, например, но если она отказывалась переключать телевизор, когда он этого хотел, – берегись! (Десятки моих клиентов швыряли и разбивали дистанционные пульты; телевидение надежно контролируется большинством жестоких мужчин.) Третий установил комендантский час для жены, четвертый позволял ей уходить и приходить, когда угодно, если она приготовит ему еду, постирает и т. д.
Контроль жестокого мужчины обычно распространяется на одну или несколько следующих сфер:
Близкие отношения предполагают непрерывный поток решений, которые необходимо принимать, конфликтных ситуаций, которые нужно урегулировать, вкусов и желаний, которые нужно балансировать. Кто будет убирать на кухне? Сколько времени проводить только вдвоем, а сколько – с друзьями? Как наши хобби и интересы вписываются в систему наших приоритетов? Как мы будем обрабатывать и разрешать раздражение и обиды? Какие правила мы введем для детей?
Но как трудно вести переговоры или искать компромисс с человеком, который действует в рамках следующих принципов (независимо от того, озвучивает он их или нет):
1. Спор может продолжаться лишь до тех пор, пока хватает моего терпения. Как только оно иссякнет, дискуссия заканчивается, и тогда тебе следует заткнуться.
