Почему плакал Пушкин? - страница 22
Характеристика, данная Пушкиным ловкому, хитрому, умному, криводушному Мазепе, не подходит к Строганову. Мазепа куда сложнее. Пусть Александр Строганов злодей, но иного сорта – ума недалекого, поведения взбалмошного.
Через Мазепу Пушкин бил якобы по Строганову, а на деле по кому-то еще. Для Пушкина, как и для Киселева, Строганов – не Искомый, только заместитель.
Кто же истинная мишень? Аракчеев?
Да, конечно. Как мы уже упоминали, именно его современники называли «Змий».
Н. М. Карамзин, автор откровенно резкой записки «О древней и новой России», с удивлением рассказывал: Аракчеев, беседуя с ним, выступал на стороне недовольных! (Видимо, старался попасть в тон собеседнику…)
Но памятный для Карамзина разговор происходил давно. А во время создания «Полтавы», в 1828 году, Аракчеев был фигурой, сошедшей с арены, именем, ушедшим в прошлое.
Меж тем за фасадом прошлого в поэме проступало настоящее.
Не для всех, для тех, кто умеет понимать с полуслова.
Характеристика злодея в поэме далеко выходит за рамки эпиграммы. Это развернутое обличение, жанр, который тогда именовался ода-инвектива, обличительная ода.
Как обычно у Пушкина, в первоначальных набросках резче проступала «портретность». Затем наиболее узнаваемые приметы убирались, правка продвигалась от частных подробностей к явлению, от случая к сущности.
Вот почему в черновых вариантах яснее проступают черты хладного и лукавого честолюбца. И вот почему ради большей наглядности в части строк – они выделены – мы будем цитировать не последнее, а начальное начертание оды-инвективы.
На поэму отозвался заключенный в Динабургской крепости лицейский друг, поэт, декабрист Вильгельм Кюхельбекер. Он понял, оценил и по мере возможности сказал в отосланном из заключения письме, что «Полтава» есть поступок – политический, гражданский, справедливый:
«Престранное дело письма: хочется тьму сказать, а не скажешь ничего. – Главное дело вот в чем: что я тебя не только люблю, как всегда любил; но за твою “Полтаву” уважаю, сколько только можно уважать… Вокруг тебя люди, понимающие тебя… так же хорошо, как я – язык китайский. Но я уверен, что ты презираешь их глупое удивление наравне с их бранью, хотя они и делают у нас хорошую и дурную погоду».
А что писал о «Полтаве» «делающий погоду» Булгарин?
В своем критическом разборе он утверждал, что в поэме нет исторической достоверности, и через каждый столбец восклицал: «Читатель не может этому верить!», «Этому верить не можем и не будем».