Почтальон vs Редактор - страница 13

Алексей Берестов тяжело, как будто на каждую руку навесили свинцовые вериги, поднялся из мятой травы, еще не веря тому, что остался жив. Правая рука была рассечена от предплечья до локтя и весела как плеть, жутко болел бок там, куда врезался и отбросил его убитый чернявый кирасир, его мутило, мысли никак не могли прийти в порядок. Он посмотрел на каре, стоявшее всего в трех аршинах от него и казавшееся ему как будто окутанным молочным, рваным туманом. Там каждый занимался своим делом: рядом усатый старослужащий медленно курил, что-то тихо объясняя чистящему ружье молодому рекруту, еще один солдат быстро-быстро перевязывал окровавленную кисть руки (кажется, на ней не было пары пальцев), другой, опираясь на ружье, просто удивленно и молча глазел на Берестова.

Вдруг всплыло еще одно воспоминанье, странно, эти картины возникали в голове гораздо яснее чем реальность вокруг…. Пять лет назад, большое поле у прусского городишки Эйлау12, валящий комьями ослепительный снег, бьющий в глаза и французским, и русским полкам, черные тучи низко-низко у земли, превратившие короткий зимний морозный день в мрачные кровавые сумерки. Кровь, пальба и крики везде вокруг, как сейчас. Огромное пространство, куда ни кинь взгляд, покрыто алыми и черными пятнами, затянуто дымом от орудий, заполнено воем картечи, ржаньем лошадей, стонами и проклятьями. Еще утром целый корпус неприятеля, наступавший в центре на русские позиции, сбился с пути в неожиданно упавшем с неба снежном буране, вышел прямо на главную нашу батарею и был полностью истреблен огнем практически в упор. Берестов видел это жуткую и одновременно величественную мясорубку, скача вдоль фронта с донесением от князя к командующему барону Беннигсену. Его лошадь время от времени проваливалась в снег, хлопья, летящие со всех сторон, слепили глаза, лезли в уши и рот, любое движение давалось с трудом, скованное студеным ветром. В таких ужасных условиях генералы посылали своих адъютантов одного за другим, ибо потеря любого важного сообщения или приказа, могла означать судьбу всей баталии. Вот Берестов видит вновь, как и сейчас, несущуюся на русских массу мюратовой конницы, страшную колонну из пестро раскрашенных драгун и кирасир, сносящую все на своем пути, тысячи всадников врезаются в наш центр, и рвут на части полки только что наступавших вперед русских гренадеров. Они проскакивают мимо него, не обращая внимания, ведь что им одинокий русский, их цель – сомкнутые ряды пехоты, уже готовой все смять, растоптать, уничтожить и прорваться прямо к ставке их императора. Две волны сшибаются – и среди бескрайнего снежного поля, лишь кое-где разбавленного редкими холмами и полуразбитыми постройками, начинается кровавая схватка. Берестов смотрит на этот ужасающе прекрасный бой со стороны, осадив своего коня, и инстинктивно откинув голову назад: только что он услышал Глас. И вот уже все, что происходит в центре, становится неважным – тем более, что кавалерия врага начинает медленно, но верно, откатываться назад, оставляя алый след из валяющихся на снегу убитых всадников и покалеченных лошадей.

Он скачет в обход, к стоящей на пригорке, наполовину уже засыпанной снегом конной батарее из десяти пушек, возле которой распоряжается еще совсем юный, явно моложе Берестова, невысокий и черноволосый генерал с лирично-серьезными карими глазами, в легком лисьем полушубке, небрежно накинутом на плечи поверх золотых эполет. Это артиллерийский начальник граф Александр Кутайсов