– Пиво, например! – нашелся Василий.
– Не пью я. Младенец ведь. Да и не нравится, – отрезал младенец.
– Курить… э-м-м. Ладно – курить вредно. Ходить! – обрадовался Василий. – Ходить-то ты не можешь еще.
– Могу. Немного, но могу. Неуверенно, конечно. Да и зачем мне? Меня ж возят. В колясочке вона. Не отказался бы небось? – подначил младенец.
– Не отказался бы… – согласился Василий и вдруг представил, как его везут в колясочке, а он в ней сидит, курит, пивко пьет, ловит на себе завистливые взгляды уставших пешеходов… – Погоди! Так это тебя уже 37 лет возят? Мать бы пожалел… Она ж старенькая небось уже…
– Нынешняя-то? Двадцать пять ей, – ответил младенец. – В самый раз, по-моему.
– Ха! Вот я тебя и поймал! Тебе-то 37! Выходит, ты старше матери! – возликовал было Василий, но осекся. – Погоди, а что означает – нынешняя?
– То и значит. Тридцать третья она у меня уже. Бизнес это такой. Взяла на полгодика, попробовала – что и как. Потом для себя решает – надо ей это или нет.
– А как от тебя избавля… А как? – У Василия было много вопросов. – Потом куда?
– Не твое дело, ладно? – фыркнул младенец и вдруг откинулся в коляске и заагукал в спешном порядке.
– Ты чего? – сначала не понял Василий, но потом заметил бабушку, выходящую из подъезда.
– Утипуси, какие мы взрослые и серьезные!! – умильно заговорила бабушка. – Симпатичный какой карапуз у вас.
– Агу! – сказал нежно младенец и улыбнулся.
– Красавец! – восхитилась бабаушка. – И смотрит осмысленно так… Сколько ему? Месяцев девять-десять?
– Тридцать семь лет, – буркнул Василий. – Вот и смотрит осмысленно.
– Очень смешно. Петросяны на каждом шагу, – обиделась бабушка и пошла по своим старушечьим делам. – Что за люди такие, а…
– Понял? – сел на колясочке младенец. – Не спалишь так просто. Ты давай говори – в чем кайф? Зачем взрослеть?
– Женщины!! – осенило Василия. – Любовь!
– Младенцев женщины, как правило, любят, – парировал младенец. – Не то что небритых курьеров.
– Любят, да не так, – хихикнул Василий. – Секса у младенцев нет зато!
– Так мне и не надо, – пожал плечами младенец. – Я ж не половозрелый. А эротики – хоть отбавляй.
– Да ладно? – не поверил Василий.
– Ну точно. Сам подумай… Кто чаще видит грудь – ты или грудной ребенок? Кого стесняются меньше?
– Тьфу, – сплюнул Василий. – Это ж мать! Как ты…
– Дурак, – спокойно ответил младенец. – Я ж не половозрелый – во мне эротизма нету. Красоту понять могу – и хватит. Все вспомнил? Вот и получается – ничего хорошего нету. Ладно б пузыри кубической формы научились пускать – это я еще понимаю. Или октаэдром. Тогда, может, и я бы повзрослел. А так… Не хочу. Да и деньги неплохие пока идут.
– А… А если захочешь повзрослеть – тогда как? – задумчиво спросил Василий.
– Тогда начну взрослеть, – сказал младенец. – А пока… Пока мне и так хорошо. А ты, между прочим, на работу опаздываешь. Шел бы отсюда. А то сейчас родительница спустится. Она за погремушкой пошла. Прикольная погремушка-то… А хотя, что ты в погремушках понимаешь?
– А так ты можешь? – вскочил с лавочки Василий и запрыгал на одной ноге. Потом на другой. Потом прошелся колесом. Затем пробежался с гиканием. Потом подбежал к младенцу, вставил указательный палец себе в рот, надул щеки и резко выдернул палец.
– Шшпоок! – громко прозвучал хлопок, похожий на тот, что раздается при открывании бутылки вина.
– То-то же, – хмыкнул Василий и пошел на работу.
