Почти - страница 3



И кран секунды в раковину льёт.
как гвозди времени, которыми прибьёт
меня к кресту привычного пространства.
Дом мёртв увы. Знакомого убранства
не видит тело, мимо проходя.
С ума уже единожды сойдя
от крепкого мыслительного пьянства,
теперь пьёшь время будто бы шутя.
Это понятно. Где смеётся мудрый
там глупый плачет над своей лохудрой -
своей судьбой и глупостью своей.
Всё в золоте. Но этого не видно.
За пошлость горько, стыдно и обидно.
Живи в себе, не поклоняйся ей!
Ну, что ж, не без явного удивления
поднятой бровью мешая кашицу
в отношеньях и не без внутреннего давления
приходится признать – связей меньше, чем кажется.
И большая часть – суть боязнь деления
у частиц, чья жизнь вдруг отдельной окажется.
И подробности тоже и так же смажутся
как на белом белое в момент беления.
Ведь душа и тело не черны, не белены
а цветны на фоне нецвета зимнего.
И чужою скукой они наделены
в этот утра час с переходом к синему
и холодному небу. Чужим стяжанием
заражённые души. Чужими тайнами.
Резким хлопаньем двери в подъезд, случайным и
ключа в замке резким дребезжанием.
Этот круглый треск, мёрзлопрорезиненый
подъезжающей тачки к подъезду новому
для неё незнакомому и хреновому
в незнакомом районе, в ненужном инее -
это всё напрягает слух. Не более.
А душа не корчится, взывая к здравому
смыслу, допуская, что очень болен он
тем, что он не знает не правого, правого…
Случилось всё. Я снова, как всегда
слона в конце тоннеля не приметил.
Весна опять. Я вновь оделся в ветер,
опять вокруг усталая вода.
Всё дождалось когда опять растает.
И март вонючий гадость выпускает
из-под октябрьских и декабрьских недр.
И тополь посреди двора как кедр
среди сибири ждёт опять июня.
Я вновь иду – забытый, грустный нюня
среди смешных, не радующих Федр.
Я виноват во всём. Вина во мне.
Я в ней. Она со мной. Я весь в вине.
И лишь вина в желудке не хватает!
И кажется внизу, на самом дне
лёд навсегда. Даже когда растает.
родники пересыхают и это вероятно
вполне и каждый способен на свободу
и каждый знает как б у д т о
как это быть свободным
но дальше приходит время
смешное обычное время
и что нам делать с ним?
(Мацуо Басё вольный перевод)
Детство прошло, а запахи детства остались.
Солнце опять слегка припекает затылок.
Там, за столом, где мы с памятью как-то расстались
память сидит, как коллекция винных бутылок,
ныне пустых. Пересохли последние лета.
Высохли дни. Этикетки событий поблекли.
Стало легко. И неторопливо. И это
слабо тревожит хорошим вопросом -"на век ли?"
В памяти дни – словно мусора полны карманы -
трудно нести, да и выбросить как-то не очень…
И еженощно уходят по ней караваны
груженых кляч. Чтобы снова пройти так же точно.
Среди груди уже не крик.
И доживающий старик
хромает через детскую площадку.
Уже включили фонари,
и воздух потемнел прозрачней.
Неуловимей и невзрачней
предмет снаружи, боль внутри.
И самому владельцу не нужна
кардиограмма собственного мозга,
стенография мыслей, ощущений
и скурпулёзная их запись в ритме.
О, лезвие тоски, да ты и впрямь обширно,
и так заострено, что от оттенков жизни
глаз воспаляется, как поражённый током.
Я выеду в июле – я заехал в декабре.
Застыл во времени, как муха в янтаре.
Все птицы в клетках – и синица и журавль.
Опять, как будто, проплывающий корабль
схватить пытаешься за мокрый борт
в воде по пояс.
ночью был наверное дождь. Мокрые крыши.
вдоль по небу наверх не взойдёшь
дальше и выше
ошибешься и вниз упадешь
слышишь?
но хватает рука горизонт