Теперь, увидев, как он поцеловал этот крест, так по-настоящему и почти благоговейно, я уже не сомневалась в его серьезных намерениях. Мне стало совсем легко на душе.
Наконец, сойдя с места священника и встав рядом со мной, мой «муж» церемонно поцеловал меня.
– А теперь по домам! – скомандовал он, снова беря меня за руку и потянув к той же боковой двери.
– Стой! – шепнула я, уже некоторое время обращая внимание на ту вещь, которой Альфред так искусно забавлялся в течение четверти часа. – Заберем этот крест! На память! – добавила я и потянулась к нему.
Эта вещица, уж не знаю, из чистого ли золота или всего лишь позолоченная, вдруг как-то странно поманила меня к себе и мои руки, на удивление мне, сами к ней прикоснулись. Крест был еще теплым от рук Альфреда, он весил, наверное, килограмма два и сверкал яркими огоньками, подпадая под лунный свет. Я сама не понимала, что делаю. Крест удобно лежал на моих ладонях, а Альфред, стоя рядом, посмеивался, обнажая верхний ряд белых зубов. Я посмотрела в его глаза. Они играли бесенятами. Я тоже улыбалась, радуясь тому, что у меня есть такой красивый мужчина, смелый и веселый. Но я не могла сдвинуться с места, словно пригвожденная. Тяжелый крест на моих ладонях манил забрать его с собой, но я не решалась и с некоторой тревогой снова взглянула на Альфреда, пытаясь понять, что он подумает обо мне, сделай я это.
Вдруг неподалеку послышался скрип и подшаркивающие шаги. Я моментально забыла о кресте, положив его обратно, и мы с Альфредом, присев на корточки, спрятались за одним из рядов кресел.
Это послушник делал ночной обход, а может, забыл что-то. Он обошел алтарь, немного покрутился, оглядываясь, и быстро ушел.
Мы, конечно, испугались, но никто из нас двоих не захотел обнаруживать этого друг перед другом. Мы поднялись, посмотрели: я на Альфреда, а он на меня, улыбнулись, взялись за руки, и пошли к нашей лазейке.
Пролезая по тому же маршруту, Альфред, порывшись во внутреннем кармане сюртука, вдруг вытащил оттуда крупную банкноту и, к моему изумлению, послюнявив, приклеил ее к соседнему стеклышку двери с внутренней стороны.
– Ты ведь сам провел весь обряд, – засмеялась я, – нет надобности платить священнику.
– А испорченное стекло?
«Да, – подумалось мне, – при таком раскладе, едва бы он позволил мне присвоить тот крест».
А может, и мне стоило бы устроить Альфреду испытание? Но, было уже поздно. Мы покинули церковь и пешком, все так же держась за руки, побрели по-направлению к бульвару Осман.
По дороге мои мысли почему-то вернулись к заинтересовавшему меня предмету.
– Как ты думаешь, крест был золотым?
– А кто его знает? – ответил Альфред, расстегивая полы сюртука и накрывая мои плечи его половиной.
На следующий же день Альфред пришел к матери просить моей руки, чем неслыханно ошеломил и ее и доктора Вернье.
Мама не спешила отвечать ему согласием; она еще плохо знала его и мало ему доверяла. Но тут уж я сама принялась настаивать на немедленном венчании.
Естественно, решающее слово оставалось за мной. Семья могла лишь разводить руками по этому поводу.
И, хоть я всем сердцем любила свой родной город, но мне надоело в Париже все: и наш дом со множеством соседей, наш магазинчик, покупатели, заказчики, знакомые и даже служанка, несмотря на ее доброту. И тем более мои мать и сестра. Мне необходимо было переменить обстановку, пусть даже временно.
