Лаша стянул носки, немного подумал, скатал их в шарик и бросил в реку. Проследив за полетом, снова улегся на спину и закрыл глаза. Ласковое солнце, пение птиц, запах распустившейся листвы и шум воды в реке не радовали Лашу. Скорее, наоборот, ему от всего этого становилось еще тоскливее. Рано или поздно его наверняка схватят или просто пристрелят. И уйти он из группы не может. Некуда. Одним словом, со всех сторон обложен и работает на правительство Грузии взамен свободы. Ведь он преступник. Здесь, в Абхазии, Лаша тоже давно в розыске. Одно и остается – выживать в этих адских условиях. По сути, вся группа набрана из таких, как он, людей, преступивших закон. А куда денешься? Пришлось жить в такое время, когда по-другому нельзя. Повезло его родителям. Они с ностальгией вспоминали времена своей молодости, когда была одна большая страна.
Едва слышно прошуршала прошлогодняя листва.
«Мышь, наверное», – подумал Лаша. Однако в следующий момент внутри все сжалось. Он почувствовал тем звериным чутьем, которое вырабатывается годами у людей, постоянно живущих в напряжении, что к нему приблизился человек. Причем совсем близко. Лаша едва хотел резко откатиться в сторону и вскочить, чтобы успеть вынуть из кармана пистолет, как в лоб уперся ствол автомата:
– Тихо!
Глеб Васильевич лежал на кровати и смотрел на заглядывающую в окно верхушку тополя, украшенную распустившейся листвой, когда вошли медсестра и врач.
– Доброе утро! – нарочито громко поприветствовал его моложавый доктор и сел на край кровати: – Как спалось?
– Спасибо, нормально. – Глеб Васильевич перевел на него взгляд. – Сколько мне еще лежать?
– Вы так спрашиваете, будто провели здесь уже не один год, – улыбнулся доктор, беря из рук медсестры историю болезни. – Вас привезли два дня назад. Скажу больше, вовремя. Еще немного, и сейчас мы бы не разговаривали.
– Мне нужно позвонить домой, – попросил Глеб Васильевич.
– Телефоны держать при себе мы не разрешаем. – Врач шутливо нахмурил брови и стал мерить пульс. – Отделение кардиологии. Волноваться вам нельзя, к тому же он плохо влияет на установленное здесь оборудование.
– Мы сообщили вашей жене, – попыталась успокоить больного медсестра.
Глеб Васильевич знал, что ей позвонили вечером того же дня, как его привезли в больницу. Конечно, Татьяна не может прийти. Ей надо находиться рядом с сыном и одновременно заниматься поиском денег.
Доктор закончил мерить пульс, просмотрел вклеенную в историю кардиограмму, задал еще несколько вопросов и вышел.
Глеб Васильевич снова уставился в окно. На душе скребли кошки.
«Может, зря я отказался от помощи этого человека? – неожиданно подумал он. – Хотя разве я отказывался? Просто не дал ответ, надеясь, что вырученные с продажи квартиры и дачи деньги покроют расходы».
Едва Тихоновы дали объявление и заключили договор с риелторской конторой, как появилось огромное количество покупателей. Но все предлагали сумму в три раза меньше заявленной. Надежды на быстрое разрешение проблемы таяли на глазах.
– Почему я лежу? – неожиданно сказал он вслух и медленно сел. – Надо немедленно позвонить Татьяне.
Неожиданно двери открылись, и в палату осторожно вошел не кто иной, как Курочкин.
– Господи! – схватился за грудь Глеб Васильевич.
– Вам плохо? Вы не рады, что я пришел? – растерялся посетитель.
– Что вы, – показал на стул Глеб Васильевич, – как раз о вас думал. Проходите.
