Мне самому странно теперь, что я вот так вывалил все на нее. Она – первый человек, которому я доверился, которому рассказал о себе. И теперь во мне образовалась пустота. Потому что я отдал часть своей ненависти кому-то другому. Но впервые было приятно от этого опустошения.
Как-то мы с Колей обдолбанные шатались по Москве и забрели на винзавод. Там была выставка картин. Мы бродили и смотрели на картины, ржали и даже начали икать как-то синхронно. Охранник косился на нас, как и все остальные. Мы выбежали и хотели пойти еще за пивом, но нас остановил дед, который ходил и объяснял что-то посетителям. С седыми усами, серыми глазами, пузатый и с большой родинкой. Он улыбнулся:
– Ребята, да вы наркоманы?
– Нет, что вы? – икнул Колян. – Мы просто веселые граждане. Нельзя уже?
– Можно, конечно. Даже нужно быть веселыми. Но разумно. Выставка понравилась?
– Да, – решил поучаствовать я, хотя Колян и сам бы справился. – Необычно у вас.
– А хотели бы свою выставку сделать?
– Про то, как ложку греть? – заржал Колян.
– Ну, такое нам, пожалуй, не разрешат. Но ваш взгляд на эту проблему будет ведь изнутри! Так, давайте лучше завтра встретимся? Ты вот вроде соображаешь получше. – Он посмотрел на меня и впихнул мне свою визитку. – Завтра позвоните мне, и все обсудим.
Я не мог понять, что ему надо от нас и чего он в нас так вцепился. Но на следующий день позвонил.
– Ненависть. Меня толкнула ненависть.
Старик блеснул на меня очками и остался доволен моей честностью. Он задавал нам разные вопросы и старательно записывал все шариковой ручкой в тетрадь с толстыми листами. Знаете, такая ручка не карябает бумагу, наоборот. Она словно целует ее. И от этого становилось спокойно. Мы сидим в комнате рядом с одним из выставочных центров. За окном дождь. Колян старательно жует леденцы, пытаясь отвлечь себя:
– Да я не знаю. Меня девушка бросила, и как-то… Вроде у меня много их было, а почему-то из-за нее сорвался. Давно думал попробовать.
Старик был старой закалки: вежливый, пах сигарами и водкой, травил анекдоты и рассказывал истории про своих родственников. Чем чаще я бывал здесь, тем меньше хотелось возвращаться домой.
Мы лепили из глины фигуры. Конечно, первым делом Колян вылепил член и бегал с ним за мной. Но потом работа пошла серьезнее.
Мы рисовали, вырезали из дерева глаза и их тоже красили. Наши инсталляции были похожи на то, что мы испытывали во время ломок, и на то, что было под кайфом. Словом, это была боль, красиво завернутая в разные материалы.
Сегодня я заканчиваю, вешаю последнюю картину и отхожу посмотреть на нее. Старик похлопывает меня по плечу:
– Прекрасно. Пойдемте заплачу за сегодня. Вы молодцы.
– А почему вы вообще предложили нам все это?
Я давно хотел спросить и не решался. Понимал, что тут что-то личное.
– Мой сын погиб из-за наркотиков. Я просто не мог пройти мимо вас, ребята.
Колян стоит в углу и молчит. Слушает. С ним редко такое бывает.
– Вы должны справиться. Иначе все эти труды были зря.
Мы забираем свои деньги и благодарим его. Каждый день выставки мы дежурим и смотрим, как нравятся наши работы посетителям. От этого приятно.
Мать входит с Илюшей и мужем. Оглядывается чуть ли не с открытым ртом. Я посмеиваюсь, потом подхожу к ней, и она сияет.
