– Однажды?! – воскликнул Берт. – Это что, снова твое творчество?!
Велибор порвал листок на части, смял их, прицелился и бросил в топку камина.
Берт посмотрел, как комочек бумаги начинает менять форму, темнеть, уменьшаться, и чиркнул колесиком зажигалки.
– Я вот тут подумал… Кому это вообще нужно? Кто будет это читать? В мире тысячи писателей, поэтов, в конце концов, есть кино, театр, музыка – столько всего! Тебя же просто затопчут! Тебя никто не услышит!
– И что прикажешь делать? – проникновенно поинтересовался Велибор.
– Велибор, у тебя же была собственная лавка, ты неплохо ладил с торговлей. Все это видели: и мама, и я, и мой отец – все отмечали твои успехи! – Берт всплеснул руками. – Но вот внезапно ты всё бросаешь, становишься каким-то чудным! А в последние дни так и подавно. Что стряслось?
– Я всегда казался кому-то чудным, Берт, – удивился Велибор, – и у меня всегда было желание творить.
– У многих есть такое желание, и что с того?!
– Берт, давай оставим этот разговор.
– На нашей планете стало слишком много людей! Теперь уже не так просто до кого-то докричаться, понимаешь? – не унимался Берт.
– Берт, пожалуйста, оставим!
– Ладно… – Берт закрыл лицо руками.
Комната вновь потонула в молчании, слышались только тихие звуки, которые издает каждый дом. Но вот в открытое окно ворвались скрипучие голоса местных петухов, и воздух задрожал.
– Еще кое-что… – нервно сказал Велибор.
– И что же? – спросил Берт уставшим голосом.
Велибор собрался с мыслями.
– Я понимаю, что это прозвучит несколько странно.
– Уже и не знаю, чем ты сможешь меня удивить.
– Тяжело говорить тому, кто озвучил свое неверие, но я всё равно скажу…
Стрелки часов на стене со скрежетом отмеряли время. Велибор оживленно рассказывал про то, как оказался в театре, где был единственным зрителем. Берт кивал, курил и время от времени недоверчиво усмехался, стряхивая с сигареты пепел. Свет за окном утрачивал мягкость, становился более отчетливым – утро неизбежно отступало. Температура чая в чашках падала. Из окна слышался шум: редкие люди наполняли улицы, спеша по возникшим делам.
Пружина в одном из кресел издала гитарный звук, Велибор окончил повествование.
– Думаешь, что это не сон? – спросил Берт немного погодя.
– Выглядело, как реальность, – Велибор почесал затылок. – Единственное, что меня смущает, это то, что я не помню подобного места в городе. Что это могло быть? Действительно здание театра или попросту просторный подвал?
– Я тоже о таком не знаю, всё же странно это, – покачал головой Берт.
– Этот кто-то решил, что может послужить для меня временным божеством! Не знаю, как он определил, что я теряю веру, быть может, это заметно. Но почему он выбрал именно меня? – Велибор закрыл глаза. – В общем, несмотря ни на что, в истинности произошедшего со мной я не сомневаюсь, всё там было таким искренним. В конце концов от моего творчества никому выгоды нет. И всё это уже исчезло, не знаю, вернется ли вновь. А верить нужно только себе, я себя не подведу, наверное. И теперь у меня снова есть надежда!
– Надежда? – удивился Берт, широко раскрыв глаза. – Так она у тебя всегда была, Велибор. Это же универсальная штука на все случаи жизни! Но дело не в этом. Подожди… А если это всё твое воображение? Если не было никакого театра?
– Это не так важно, Берт, я чувствую, внутри что-то надломилось. Я это чувствую так ясно!
– Ясно, значит, – повторил Берт, потирая руки. – Может, всё же сходишь к доктору, а?
