Глеб Безродный, выпускник Псковского княжеского дома-интерната для сирот, готовился к последнему ритуалу – подтверждению наличия магического дара и его уровня.
За одиннадцать лет пребывания в этом благотворительном заведении дар его с уровня одна десятая повысился аж до двух десятых! Прогресс налицо, но, кроме сочувствия или презрительных насмешек у окружающих воспитанников, вызвать ничего не мог. Да и ладно, империя к наличию даже пустяковых способностей относилась бережно. Точней – жадно: мало ли какую силу наберёт одарённый в будущем, всех, у кого обнаруживался хоть мизер способностей, старались держать под контролем. Бароны, графы, князья, бизнесмены, силовые структуры старались взять выпускников подобных интернатов под собственную опеку в любом статусе – от бесправной обслуги и сторожей до слуг семьи и рода. Иногда и в род принимали на правах вассалов и даже членов семей. Как правило, с безродными приёмышами опекуны вели себя осторожно, не допуская давления или насилия: месть, несмотря на клятвы верности, могла оказаться крайне болезненной. Опыт такой в истории империи имелся, бесследно исчезали и семьи, и роды. Интернатов же для одарённых сирот и беспризорных насчитывалось всего пять: в Москве, в Пскове, в Уфе, Челябинске и Хабаровске. Почему именно так, знали, вероятно, лишь соратники отца нынешнего императора Петра Алексеевича Кречета. В архивах, может быть, сохранились те давние указы, но кого это сейчас волновало? Глебу, точно, всё равно, его собственная судьба больше интересовала, чем всё остальное. Больше даже, чем вчерашнее мелкое предательство. Их было трое почти одногодков: он – Глеб, Инна и Фома. Попали в интернат в разное время, Глеб позже всех, за время учёбы между ними всеми возникло нечто вроде дружбы – а что им делить-то? Правда, уровень у Инны с Фомой приближался к двойке, могла у него и зависть пробудиться, но не возникла. Не насмехались и они над Глебовой слабостью. Подобной паршивостью отличалась мелкота, но это издержки малолетнего возраста. Дружили, стало быть, года два назад Инна стала больше внимания уделять Глебу, Фома не возражал. А какие вопросы, если после выпуска все разлетятся неведомо по каким сторонам. Тем не менее в последние дни учёбы Инна с Глебом договорились связи не терять – вдруг сложится встретиться и соединиться?
Но вечером накануне определяющего ритуала Глеб обнаружил в парке эту парочку, обнимающуюся на скамейке. Делать вида, что не заметил, не стал, подошёл, спросил прямо.
– Так ты с ним решила… дальше дружить? А обещала…
– Все обещания завтра останутся за воротами. Зачем мне нулевик? Мне Фома нравится.
Фома тем временем встал, ни с того ни с сего развернулся и ударил. Попытался, верней. Его рука пролетела справа от головы Глеба, попала в захват и сломалась. Нет, он в школе был отличным рукопашником, и они не раз встречались в спаррингах, получая приблизительно равные результаты. Но тут-то что ему Глеб сделал? Даже и оскорблением не пахло. Просто захотелось на прощанье силу показать? И показал.
Присутствующие на ритуале потенциальные хозяева выпускников внимательно просматривали «личные дела», в которых отмечалось всё: результаты учёбы и отношение к ней, рост магического уровня, спортивные успехи и неудачи, бойцовские навыки, болезни, болячки и травмы, увлечения, отношение к сверстникам и воспитателям – много чего. Последняя страница досье Фомы, где отмечен вчерашний инцидент, несколько охладила интерес к нему, кроме, разумеется, графа Рогозова, но тут уж что поправить-то, раз год назад каким-то образом с руководством школы граф это негласно согласовал. Медик графа более внимательно, чем его коллеги, осмотрел руку пострадавшего. Школьный целитель, конечно, её полностью восстановил, но… Как-то слишком легко она сломалась у одарённого. Инна смотрелась растерянно, Глеб вполне спокоен: выбор делает «покупатель», а вовсе не выпускник – поневоле станешь безразличным. Почти.
