Двое парней миновали большую бело кирпичную ограду метра три высотой, и вышли в город.
– Как же тут превосходно! – донеслась дифирамба ликования от Давиана. – Вот она сила Коммун!
Пауль не видит тут ничего хорошего, и даже намёка на прекрасное. Гигантские исполинские дома, без цвета, без раскраски, фантасмагорией сумасшедшей высоты и массы создают невыносимо серый городской каскад из бетонно-каменных коробок, которые по чистому недоразумению обозвали зданиями. Прямые до умопомрачения дороги, с очень редкими диагональными отклонениями, расчертили городскую карту на ровные прямоугольники. Юноша не видит тут ничего, что было бы достойно тут внимания. Тут нет ничего кроме тотальной серости и холодности. Серые люди в бесцветных одеждах идут средь безликих зданий по унылым улицам и только пёстро разодетые солидные члены Партии, «Просвистели» или же красочные знамёна и знаки врезаются в сознание яркой кометой, вбивая в память их образы и приходя после недолгой прогулке по мрачному городу ничего кроме знатных партийцев, проповедников и знаков вспомнить нельзя. Для неподготовленного человека это очень трудно воспринять и даже тяжело, а поэтому Пауль старается как можно меньше смотреть по сторонам и идти только в такт с Давианом.
Два парня быстро миновали несколько улиц и, проходя через ещё одну удивительно небольшую площадь, прошли мимо удивительного здания. Красная гранитная крышка ложится на мраморные стенки, в одной из которых есть вход, и вся эта конструкция на маленьком возвышении в виде трёх метров ступеней. Пауль вспомнил, что им говорили об этом месте соседи – это «Культовый Мавзолей», где похоронен один из сподвижников Великой Коммунистической Партии, который стал основателем Улья №17, за что и удостоился почести быть тут похороненным и возведённым в ранг Народного героя. Даже в разгар рабочего дня Пауль видит здесь десятка три человек, которые шепчут слова хваления к мёртвому члену Партии, просят его о заступничестве и даже стремятся приложить уста к его гробу, думая, что это просветит их его мудростью.
«Чем это отличается от молитв святым в Рейхе?» – подумал Пауль и, оставив вопрос без ответа, продолжил путь.
Через несколько минут они вышли к двадцатиэтажной постройке, не самой большой в городе, но наиболее украшенной. Четыре колонны, окрашенные в алые тона, зиждутся на мраморном зеркально вычищенном полу, держа над собой пирамидальную крышу, изрезанную барельефами и символами, а в главный вход ведут множество ступеней, облачённые уже в цвет угля.
– Вот он, великий «Дом», – дрожа от благоговения каждым звуком речи, заговорил Давиан. – Тут, именно тут, по слухам, людей направляют словом к истинам Коммуны. Тут люди обретают правильно понимание истин коммунистических и здесь оглашаются великие прорывы в науках страны этой великой!
Пауль ничего не ответил. Он лишь с ощущением накатываемого отвращения созерцает на это здание, выглядящее ярким огнём, маком средь океана тусклости и своим гнилостным огоньком заманивающее неопытных людей в свои идейны сети. Барельефы, колонны, сам образ и конфигурация «Дома» они в один похожи на древние языческие храмы, капища ушедших в историю римлян и греков.
Краем уха Пауль услышал, как из внутренних помещений «Дома» эхом приносит крайне необычный возглас, похожий то ли на ревностную проповедь священника, то ли на политическое обозрение. Кто-то с неукротимой и пылкой яростью вещает о том, что равенство и отсутствие денег – это высшее благо, а всякие проявления «рыночного капитализма» будут караться смертью.
