Хотя Канцлер и сам не понимал, зачем он спросил верности у обычного слуги, но почему, то сейчас ему это показалось очень важно.
– Господин Канцлер, я вам всегда буду верен. И поверьте, поддержу любое ваше начинание.
В душе Канцлера пробежала волна облегчения, и он обрёл неожиданное спокойствие, позволив сосредоточиться себе на будущем выступлении.
– Твои слова греют мне сердце, – сердечно вымолвил правитель.
– Спасибо, – сказал помощник и на свой страх и риск решил задать вопрос, за которым обычно могла последовать казнь. – Господин Канцлер, вы можете рассказать, как у вас получилось перехитрить Лордов?
На что ему неожиданно спокойно собеседник ответил:
– Да, я расскажу… тебе можно. Любой мой шаг был поставлен под контроль, но даже в этом положении мне удалось действовать в своих интересах. Да, пускай все мои решения, приняты с оглядкой на Лордов и они пытались себя сделать олицетворением «святости», но я научился определять их слабости. И у них у всех как под копирку есть один порок: бдительность было довольно легко усыпить.
– Вам понадобился год, чтобы это понять?
– Далеко нет… нет. Всего полгода присмыканий, унижений и они забыли даже о моём существовании. Их гордыня, жажда богатств, их сладострастное корыстолюбие и похоть затмили разум этих развращённых ничтожеств. Потом я нашёл верных мне людей, и теперь мне удалось установить надзор над Лордами. Они были настолько поглощены ненасытностью и вожделением, что не увидели, как возле них меняется обстановка. Но это не главное, мне удалось выяснить самое важное для нанесения решающего удара: где они заседают для принятий решения, как урвать ещё кусок власти. И через несколько минут будет нанесён финальный удар.
– Мда, вами бы гор…
– Не повторяй о нём. Мне больно это вспоминать, – неожиданно по-человечески и, держась за сердце, попросил Канцлер.
– Но почему? Он в вас души не чаял, – тихим и мягким голосом спросил помощник.
Канцлер ничего не ответил, он лишь посмотрел в окно и немного ухмыльнулся.
– Скажи, Мицелий, ты кому бы из нас был бы больше верен? Первому или же мне?
– Я всегда был верен ему и бесконечно буду верен вам.
– Хорошо, задам другой вопрос: кого из нас ты больше уважаешь?
Слуга немного поёжился в кресле, но в его взгляде не пробежало и искры страха. Он повернулся и взглянул в лицо, в глаза Канцлеру.
– Его.
Правитель не был ошеломлён этим ответом, скорее не удовлетворён.
Канцлер хотел спросить, почему так, но тут в комнату вбежал молодой человек высокого роста. Это был ещё один слуга.
– Господин Канцлер, положение требует вашего немедленного вмешательства, – Запыхавшись, и тяжело сказал вошедший.
Канцлер оглядел комнату, выдохнул.
– Хорошо, я сейчас пойду.
Слуга кивнул и быстро вышел из комнатки.
– Я, пожалуй, тоже пойду, мне пора, – выдохнул Мицелий.
– Да, мой старый друг, тебе пора.
Мицелий тяжело поднялся со стула и буквально поковылял к выходу.
– Знаешь, Мицелий, а ты заслужил отдых. Ступай, отдохни пару недель.
– Я вам больше не нужен, – жалобно, почти рыдающе спросил старый слуга.
Канцлер несколько секунд держал молчание, после чего практически шепча, сказал:
– Мой друг, я не хочу, чтобы ты был в Имперском Дворце или в парламенте… я хочу тебя ещё долгие годы видеть…
Слуга вышел за пределы комнаты и стал направляться к запасному выходу. Он знал, что о нём позаботились и только что уберегли его от вихря политики, что готов перетереть в пыль любого слабого или кому–то дорого человека. У слуги есть семья, есть сын и дочь, есть внуки. И Канцлер обеспечил ему то, что последние свои годы старик проведёт с ними.
